Черное и черное

Он устало опустился на землю и прислонился к стене:

— И что же нам делать?

Она села рядом с ним.

— Не знаю.

Он повернул голову и посмотрел на нее, потом обнял ее и прижал к себе, согревая:

— Тогда, давай не будем мучиться хотя бы этим вопросом и просто будем вместе до тех пор, пока не перестанет мучить все остальное.

Эрта прижалась к нему, запрокидывая голову, чтобы увидеть его глаза. Серые, как сталь, уверенные, статичные, уже ни в чем не сомневающиеся. Как же у него получается все так ясно и просто объяснять, находить такие простые решения? — думала она, — с полным отсутствием нужных параметров для восприятия относительного невозможного, при этом ничего не принимая просто на веру, без обоснований. То, что он доверял ее словам было доверием, а не верой. Вера принимает все без объяснений. Ему нужны были объяснения. И, при этом, он был служителем веры этого мира. И он искренне верил своему божеству. Получается, что он объяснил себе бога. И даже она не могла бы сказать наверняка, истинный ли бог его создатель, создавший мир и звезды, или нет. Возможно, это и ее бог тоже. В ее мире, все что нельзя было фактически опровергнуть, считалось возможным. Мужчина ее поражал. Еще она думала, что с ним ей легко, хорошо, тепло и совсем не одиноко. Несмотря на то, что сейчас во всей безграничной Вселенной у нее не было совершенно ничего и никого.

И согласилась с ним:

— Давай.

— Только не лги мне больше. Никогда, — попросил он.

— Не буду. — пообещала она.

— Скажи мне это так, чтобы я тебе поверил.

— Ульрих, я не буду тебе лгать. Больше никогда.

Она приняла решение. Он услышал это. И он поверил.

Потом они просто сидели и молча глядели друг другу в глаза, пытаясь найти там ответ, почему же им так хочется быть вместе. И Гром, временами поворачивая к ним голову, тоже внимательно глядел на них, возможно, также пытаясь понять, почему же им так хочется быть вместе. Пока не наступил рассвет.

Часть III. Черные лебеди

Эпизод 16 Судный день

Утром Ульриха ждало много дел. Он хотел узнать последние новости, пополнить дорожные запасы и снаряжение, поговорить с местной инквизицией и, заодно, до своего отъезда из города решить проблему с жителями хутора, на котором жила Эрта. Ее саму он отвез в лес, потому что она хотела найти воду и смыть с себя неприятные следы последних происшествий. С делом Эрты ему удалось относительно легко разобраться. Его орден имел первичное право суда над ведьмой по своим собственным обвинениям, и он вполне имел право оскорбиться любыми методами на городские власти за то, что они влезли не в свое дело и чуть не лишили орден возможности справедливого возмездия. Он также напомнил им, что жители хутора, по уверениям самих инквизиторов, были околдованы ведьмой и являлись пострадавшими и свидетелями обвинения, никак не сообщниками, и их надо было охранять от покушений на них до нового суда. Выслушав извинения и получив заверения в выполнении всех своих указаний, он покинул здание инквизиции. Городские новости его не настораживали.

Оставалось последнее дело, и они могли ехать в родовой замок Бонненгалей. Ульрих решил начать действовать дипломатично и возместить фон Мэннингу убытки, причиненные тому договором с Эртой. В свете его переговоров сегодняшнего дня, у Мэннинга не было причин возражать ему. И, по словам Эрты, о последней их встрече Аксель фон Мэннинг ничего не вспомнит. Если он все же будет упираться, то и на этот случай у Ульриха были политические возможности надавить на него. Поэтому он спешил поскорее покончить и с этим последним делом, чтобы выехать из города засветло. Потому что дороги, ведущие в его родовое имение, были недостаточно езженными и на некоторой своей протяженности труднопроходимыми. Однако, пробираясь к городскому дому барона узкими улицами, вскоре он понял, что так легко, как ему казалось, это последнее дело не решится. Он услышал женский визг, полный дикой злобы, и узнал голос Ульрике.