Черное и черное

Через неделю, он получил назначение и выехал с дозорным отрядом из монастыря. Решили ехать к восточным горам. Следом решили выслать и большое войско, чтобы не терять времени, если что-то прояснится. И уничтожить голову неизвестного врага, пока тот не успел подтянуть к ней свои остальные части с других территорий, после того, как будет потревожен дозорным отрядом. В помощь их военному монашескому ордену обещали дать людей и светские военные ордена, чьи представители находились в их землях. Также помощь стремились оказать и власти городов. Армию было решено разместить в имении Бонненгалей, поскольку к горам оно, как самое защищенное, было ближе всего. Герард не попал в дозорный отряд, потому что его услали из обители с поручением. Но, Ульрих надеялся, что он успеет присоединиться к нему с основным отрядом.

Трупы все-таки были. Обезображенные чумой. Достигнув конечной цели своего пути, они находили их в нескольких местах, исследуя подножья горной гряды. Значит, нет никакого страшного дракона. В чем Ульрих никогда и не сомневался. Просто чума, страшная новая чума, огромным черным ядовитым змеем заползшая в Европу из Азии. А ныне покойный скорей всего комтур, его отряд, и другие рыцари, поняв, что они заразились, просто уничтожили сами себя, чтобы не ускорить распространение чудовищной болезни на этих, каким-то чудом ранее обойденных ею землях. Разведывать больше было нечего. Он приказал возвращаться и ехать в родовую крепость, чтобы дождаться приезда ландкомтура с основными войсками и сообщить ему, что опасения были не совсем такими, какими им стоило бы быть. Нужно было собирать врачей и решать, как можно попытаться остановить или замедлить распространение ужасной заразы. Еще раз попытаться. Теперь и здесь.

Он вспоминал то, что читал об этой болезни в монастырских хрониках. Впервые Европа узнала о ней, когда когда несколько итальянских кораблей, вернулись из плавания в Черное море, ведомые умирающими мореходами, в сицилийский порт Мессина, привезя на своих палубах пассажиров и экипаж, изуродованные смертью от моровой язвы, проникшей до самых костей. Умирающие не знали о причинах болезни, не узнали и горожане, начавшие умирать от нее, как не узнали и не знают сотни тысяч людей, умершие и умирающие от нее до сих пор. Страшная болезнь, от которой нет спасения, сеяла панику по всей Европе, опустошая города со скоростью лошадиного бега. Невыносимая головная боль, лихорадка, сменяемая ознобом, появляющиеся следом гнойные опухоли, поначалу розоватые, а затем багровеющие и чернеющие означали страшный приговор. От этой болезни не излечивали никакие снадобья и врачи ничем не могли облегчить своим подопечным, помеченным черными метками, страдания мучительной смерти. Единственным спасением от ужасной боли было прекращение жизни страдающего. Многие отчаявшиеся заканчивали свою жизнь собственноручно, но многие считали Великий Мор началом конца света и боялись совершать подобный грех, стоически претерпевая мучения, ожидали неминуемого конца. А кто-то лишал жизни своих близких, не в силах смотреть на их страдания, принося в жертву родственной любви свою бессмертную душу.

Были и такие, кто накладывал на себя руки именно потому, что боялись за свою душу. Уверовав в Конец Света, они боялись, что если не умрут до момента, когда начнется Страшный Суд над живыми и мертвыми, они не успеют получить приговор и отбыть наказание, чтобы на Последнем Суде душ получить помилование, за осознание своих грехов и раскаяние. В аду кто хочешь искренне раскается, думали они. Второго шанса избавить душу от вечных мучений, как они считали, после Страшного Суда не будет, те, кто встретят его наступление живыми, на помилование расчитывать не могут. Но, они ошибались. Второго шанса после смерти не дано никому. Шанс спасти свою душу от вечных мук есть только у живых. Потому что, только у них есть выбор. И свободная воля, чтобы его совершать. Страшный Суд будет судить мертвых грешников только затем, чтобы определить абсолютное наказание для тех, кто его заслуживает. А некоторые занимались самоистязанием, чтобы наказать себя за грехи заранее и получить прощение, пока живы. Но, редко кто из них испытывал настоящее расскаяние за свои дурные поступки, они наказывали себя не потому, что по-настоящему считали себя виноватыми, не по людским законам, по собственным, а потому что испытывали страх, что страшного наказания за эти поступки, которые сами они грехом не считают, они могут не избежать. Но, и их попытки были напрасны. Бога нельзя обмануть. Как нельзя было пока что обмануть и болезнь, люди пытались прятаться от нее, запирались в домах и никого не пускали, но она заставала их и там. А некоторые наоборот, начинали напоследок грешить без удержу, срывая с себя все привязи условностей и морали. Люди теряли человеческий облик и саму человеческую сущность.