– Иногда я слышу голос, это мой собственный голос, голос Ирсули, и он произносит такие слова: «Им нужно заплатить за то, что они отдали нам свои тела. Даже если их ждёт смерть, пока они служат нам, они вознесутся к чёрному блаженству».
– Да, да, – устало согласился я, довольный уже тем, что Флора считает своё видение сном, а не посланием с неба или воспоминанием призрачного гостя. – Вы рассказывали кому-нибудь о своих кошмарах, кроме меня?
Она вяло изогнулась, и я подумал, что сейчас последует какое-то признание.
– После моего нелепого выступления за обедом три дня назад я не считала это разумным, но Чед проявил такую заботливость, что я немного рассказала ему. И я видела колесо, – добавила она. – Я вошла в каюту капитана Бенсона – в своём красном платье, – торжественно закончила она, и я понял, что в красном она неотразима.
– Ваши кошмары начались до того, как вы увидели колесо, или после этого?
– Одни до, другие после. Но я не так глупа, как все думают. – Она надула губы, и её нижняя губа превратилась в искушающий маленький плод. – Я всё обдумала. Меня обидели, и при этом упоминалось чёрное колесо, поэтому оно мне и приснилось.
Это что-то новое – слушать, как мне объясняют сон: мне уже наскучило повторяться.
– Руки на колесе появились во сне после того, как я их увидела, так что и это объяснимо.
– А как же имена? Ирсули и Рафферти?
– Брат подшучивал надо мной, что мы тут застряли навсегда. Он надеялся, что наш корабль не будет похож на лодку святой Урсулы.
– А кто это?
– Она была девственницей и вместе с десятью тысячами других девственниц бежала, чтобы избежать притязаний языческого принца. Она три года провела в море.
– А Рафферти?
Она задумалась, одобрительно поглядывая на изгиб своего бедра.
– Не могу вспомнить. Но ведь это был только сон. Совершенно неважно. – И сразу проницательно: – Или всё-таки важно?
Я торопливо заверил её, что, конечно, нет.
– А ваш брат видел колесо?
– Конечно! Он тоже был в каюте капитана Бенсона, когда я пришла туда. Капитан пригласил его, потому что мой брат знает все о таких вещах.
– Преподобный – антиквар?
– Боже, конечно, нет! Это область леди Фитц. Капитана Бенсона интересовала резьба на колесе. Мой брат в своих теологических исследованиях многое узнал о символических украшениях, вот и все.
Я сказал нарочито игриво:
– Надеюсь, у него от колеса не начались кошмары?
Она хитро улыбнулась.
– Гарольду всегда снятся кошмары; без них он чувствует себя несчастным. О, я знаю, у него репутация светского человека, но есть в нём что-то от святого Антония, знаете, того самого, что отправился в пустыню, где его преследовали искушения. Гарольд всегда совершенствуется после хорошего ночного кошмара: он сокращает количество сигарет и целую неделю не дотрагивается до выпивки. Он обычно рассказывал мне свои сны, но они так нелепы, особенно когда он пытается объяснить, что хотел этим сказать Господь, что я не могла удержаться от смеха. С тех пор он держит их при себе. Бедный Гарольд, – с сочувствующей улыбкой добавила она, – он сам не знает, чёрный он или белый.
И продолжала в припадке откровенности:
– Вы не только врач, но и психолог. Вы, вероятно, уже догадались, зачем Гарольд взял меня сюда. Бедный путаник не доверяет Господу, считает, что Бог не сможет меня удержать. И мне кажется, – задумчиво добавила она, – он делает ту же ошибку, что и я в своём сне – ставит себя выше Господа.
Она вздрогнула.
– Надеюсь, он не заплатит за это, как я в своём сне!
И продолжала:
– Он упросил Бенсона взять меня, чтобы я вращалась в высшем обществе и нашла себе подходящую пару. Такое отношение не назовёшь религиозным, а Гарольд религиозен – ну, иногда. А мне это не нравится, – откровенно сказала она. – То, что он раболепствует перед Бенсоном. Я не такая, как считает Гарольд. Я равнодушна к деньгам…
Почти не слушая её, я размышлял. Преподобный Гарольд может разделять всеобщее «заражение» личностью Ирсули, а может и нет. Придётся это выяснить.
Вполне возможно, что рисунок на колесе оказывает гипнотическое воздействие и может, как приборы в клиниках Бернхейма и Шарко, вызывать состояние умственного подчинения, сна воли. Под гипнозом человек может видеть себя переживающим самые невероятные события, но все это диктуется ему гипнотизёром.
Но у колеса нет мозга, нет губ, которые могли бы внушить нужные мысли пленённому сознанию. Кто же мог воспользоваться этим положением? Кто иной, кроме хранителя колеса, который всегда ревниво находится рядом с ним?
Бенсон!
Туманная мысль, которая давно формировалась у меня в сознании, вдруг приобрела резкость, она теперь напоминала не клочья тумана, а чёткие очертания грозовой тучи.
Я вспомнил, как при первом же прикосновении к колесу почувствовал тревогу. Мне уже тогда следовало понять, какое воздействие оно оказывает на сознание. Я вспомнил также тот момент, когда вчера Бенсон спросил меня, что я вижу в колесе, и его разочарование, когда я ответил, что ничего, кроме прекрасной резьбы. Я вспомнил его обвинения, что я, как и остальные на судне, шпион.
Я пытался припомнить всё, о чём мы с Бенсоном говорили.