Черное колесо

Взвинченное состояние Мактига сделало его легкой добычей спиртного; я ему дал порцию, и тем самым еще больше пробудил жажду, Я испытывал чувство вины.

Хендерсон продолжал, перекрывая вопли Мактига:

— Мимо проходили Смитсон и остальные, и Мактиг, должно быть, решил уговорить их сдерживаться. Он пригласил их выпить. Я услышал шум, пошел взглянуть: все они напились выше Гималаев. Если бы Бенсон это увидел, тут бы черт знает что началось. Остальные вели себя не так буйно, как Мактиг, поэтому я велел всем им дать кофе, а Мактига привел сюда, чтобы он не шумел… Бог знает, на что он еще способен! Если только Бенсон что-то услышит, особенно после стычки с Джонсоном… что ж, тот, кто говорит, что адской ярости не бывает, просто не имеет достаточного опыта.

Я закатал рукав Мактига, протер руку спиртом и сделал ему укол. Мактиг, казалось, ничего не почувствовал.

— Пройдет какое-то время, — предупредил я, — прежде чем укол подействует.

— Вы справитесь с ним? Мне нужно посмотреть, как там остальные, — сказал Хендерсон. Я кивнул. Он бросил подушку и вышел.

Мактиг умудрился поднять руку и помахать.

— Увы! Умереть… или остаться?

Потом:

— О мое сердце и душа, разве не день рождения я праздную? Я вновь возродился из огней чистилища после двухсот лет. — Его глаза увлажнились. — Я весь полон печали! Что за печальный день рождения…

Он заплакал: не от жалости к себе, а как бесконечно усталый человек, перешедший все границы выносливости.

— Но я должен петь, а не плакать, как женщина. Петь, потому что я вернулся в мир, я снова получил жизнь, отнятую у меня…

Потом трезво сказал:

— Но зачем мне петь, если эта возвращенная мне жизнь — и не жизнь совсем? Я спрашиваю вас, где теперь моя любимая Бриджит? Что могу я сделать для тех, кто давно мертв?

Он снова попытался приподняться, приблизил свое лицо к моему, прошептал — я с трудом разбирал слова:

— Может, они придут на борт за мной, все шестеро?

Потом он захрапел.

Вернулся Хендерсон. Я оставил Мактига под его присмотром, посоветовав перенести его в его собственную каюту, чтобы он не причинял Хендерсону неудобств.

Тот ответил, что предпочитает держать Мактига на виду. Он попросил меня заглянуть к Моргану, стюарду — тот не очень хорошо переносит похмелье. Я так и сделал. После этого вернулся в свой кабинет, убрал сумку, умылся и пошел в столовую на обед.

Пен не было, и я с беспокойством подумал, почему. Не было и Бенсона, что, впрочем, объяснимо: он, вероятно, оставался в своей каюте, испытывая неловкость из-за приступа гнева, свидетелями которого были многие. А может, опять любовался черным колесом. В любом случае такое поведение вряд ли нормально. Я решил заглянуть к нему позже под каким-нибудь предлогом.

Нас обслуживал Коллинз, так как участие в попойке Мактига сделало второго стюарда, Моргана, неспособным к работе.

Сватловы, леди Фитц и Бурилов вернулись из разведывательной поездки, весьма неудовлетворительной, как заметила леди Фитц. Она надеялась найти на этом острове что-нибудь, кроме песка и растительности. Леди Фитц не стала объяснять, что именно она рассчитывала найти, но бросила на Бурилова сердитый взгляд, как будто он был в этом виноват.

Бурилов решил, что должен вернуть ее расположение, и завел старорусский охотничий рассказ, где сам исполнял главную роль. Впрочем, если судить по рассказу, в то время он должен был быть еще ребенком. Чедвик слушал с явным интересом, но рот его презрительно кривился.

Преподобный Сватлов заметил, что рассказ прекрасный, и жаль, что его не слышит капитан Бенсон. Он спросил меня, не болен ли капитан.

Леди Фитц заявила, что лично ее радует отсутствие Бенсона. Она всегда считала его своим лучшим другом, особенно после того, как приводила в порядок его резиденцию в Филадельфии, но своими разговорами о призраках и одержимостью духами после урагана он произвел на нее дурное впечатление. Это испортило их отношения, и теперь она была бы рада вернуться в Майами.

Я подумал: насколько негодование леди Фитц вызвано ее сегодняшним разочарованием? Я был уверен, что если бы Бенсону потребовалось переоборудовать свою нью-йоркскую резиденцию, леди Фитц с удовольствием снова включила бы его в число ближайших друзей — за щедрую плату, разумеется.

— Теперь я смотрю на капитана Бенсона, — продолжала она, — как на одержимого дьяволом. Но почему дьявол выбрал именно его?

Очевидно, она до сих пор не слышала об одержимости Бенсона старым капитаном.

— Вы подтвердите истинность моих слов, доктор Сватлов: призраки — это души тех, кто не может вознестись в Царство Небесное, потому что не завершили свои дела на земле. Но что может завершить дух, поселившийся в капитане, если не что-то злое? И чей это дух? Почему он умер до того, как завершилось его злое дело?

Я решил расспросить Мактига, что ему известно о судьбе первой «Сьюзан Энн» и старого капитана. Если не ответит, спросить Пен. И хотя я тогда этого не знал, я попал в самую точку: и то, почему Пен назвала это путешествие обреченным, и власть над ней Чедвика, и трагедия, связанная с черным колесом — все было в этом.