Черное облако (другой перевод)

— С помощью преднамеренных неосторожностей, как, например, в случае с письмом к Александрову. Было совершенно очевидно, что сюда доставят каждого, кто мог хоть что-то узнать от меня. Вот я и решил воспользоваться этим. Признаюсь, что поступил нехорошо. Вы обнаружите у нас очаровательную девушку, она великолепно играет на рояле. Кроме нее, вы встретите других музыкантов, а также художника и историка. Мне казалось, что если тут будут одни ученые, то заточение в Нортонстоу на целый год станет совершенно невыносимым. Поэтому я, как бы случайно, допустил целый ряд оплошностей — и они все оказались здесь. Только смотрите, не проболтайтесь, Джефф. Я думаю, обстоятельства в какой-то степени меня оправдывают, но все-таки лучше пусть они не знают, что я сознательно их сюда заманил. Не будут знать, не будут и сердиться.

— А как насчет пещеры, о которой вы говорили в Мохаве? Полагаю, вы и этот вопрос уладили?

— Конечно. Вы, вероятно, еще не видели ее; это здесь недалеко, за холмом. Там у нас сейчас работает довольно много землеройных машин.

— Кто же этим занимается?

— Парни из нового поселка.

— А кто убирает в доме, готовит еду и так далее?

— Женщины из того же поселка; секретаршами тоже работают местные девушки.

— Что же будет с ними, когда все начнется?

— Они тоже укроются в убежище, само собой. Пещеру придется делать гораздо больше, чем предполагалось первоначально. Вот почему мы начали работы так рано.

— Ну, что же, Крис, я вижу, вы неплохо устроились. Но я не понимаю, почему вы считаете, что обманули политиков. В конце концов, им удалось загнать вас сюда, и, насколько я вас понял, они получают всю необходимую информацию, какую только вы можете добыть. Выходит, и они добились своего.

— Давайте, я расскажу вам, как мне все представлялось в январе и феврале. В феврале я решил взять под свой контроль все мировые события.

Марлоу засмеялся.

— О, знаю, это звучит до смешного мелодраматично. Но это действительно так. Никогда я не страдал манией величия, во всяком случае, так мне представляется. Диктатором я хотел стать только на пару месяцев, потом великодушно бы отказался от своей власти и вернулся к научной работе. Из таких, как я, диктаторы не получаются. Не люблю, когда мной пытаются командовать, но и сам особого желания поруководить не испытываю. Я чувствую себя по-настоящему хорошо, только когда оказываюсь мелкой сошкой. Но это уж дар небес, когда мелкой сошке удается урвать кусок у власть имущих.

— В этом поместье вы как-то особенно похожи на мелкую сошку, — сказал Марлоу со смехом, принимаясь за свою трубку.

— За все это пришлось бороться. Иначе мы получили бы организацию вроде той, которая вас так достала. Разрешите, я коснусь немного философии и социологии. Приходило ли вам когда-нибудь в голову, Джефф, что, несмотря на все изменения, которые внесла наука в жизнь общества, такие, например, как освоение новых видов энергии, общественная структура остается неизменной с древних времен? Наверху политики, затем — военные, а действительно умные люди — внизу. В этом отношении нет никакой разницы между нами, древним Римом и ранними цивилизациями Месопотамии. Мы живем в обществе с нелепыми противоречиями, современном в области техники, но архаичном по своей социальной организации. Годами политики жалуются на нехватку квалифицированных ученых, инженеров и творческих людей. В их головы никак не может прийти простейшая мысль, что настоящих дураков на свете не так уж и много. Их количество ограниченно.

— Дураков?

— Да, людей вроде нас с вами, Джефф. Мы и есть дураки. Предоставляем свои мыслительные способности в распоряжение толпы ничтожеств и позволяем при этом командовать нами.

— Ученые всех стран, соединяйтесь! Вы к этому нас призываете?

— Нет, конечно. Ученые против остальных — это не совсем то. Суть дела глубже. Я говорю о столкновении двух совершенно несовместимых способов мышления. Современное общество, пользующееся техническими достижениями, должно основывать свое мышление на цифре. С другой стороны, когда дело касается социальной организации, оно использует мышление, основанное на словах. Конфликт возникает, таким образом, между гуманитарным и математическим мышлением. Вот если бы вы встретились с нашим министром внутренних дел, сразу бы поняли, о чем я говорю.

— И вы знаете, как это исправить?

— Я собираюсь помочь математическому мышлению занять достойное место в общественной иерархии. Но я не такой осел, чтобы воображать, будто какие-либо мои действия могут что-то кардинально изменить. Однако если повезет, я смогу подать хороший пример того, как накручивать политикам хвосты. Устрою своего рода locus classicus, если цитировать литературных мальчиков.

— Боже мой, Крис, вы говорите о числах и словах, но я никогда не видел человека, который употреблял бы столько слов. Можете вы попросту объяснить, что вы собираетесь делать?