Этот коротышка хочет нас пристрелить? Откуда у неё ружьё? В комнату её завели безоружной.
Переглядываюсь с мальчишкой Ландау. Кровь отлила от его бледного лица, усыпанного созвездиями веснушек. Распущенные вьющиеся волосы болтаются у подбородка, на котором нет и намёка на щетину.
— Ты слишком категоричен в отношении женщин. — тихо с усмешкой отмечает Амур. Его совсем не беспокоят звуки стрельбы из комнаты. — Помимо неоспоримой красоты во многих из них кроется потенциал.
— Умоляю, ты же не о Идэр? — хнычет Хастах. Цепляюсь пальцами за полы рубахи. Оторочка, с вышитыми на ней красными цветами, появляется и исчезала из виду, пока я сжимаю и разжимаю пальцы.
— Не о Идэр.
Его слова ранят несмотря на мягкий, как бархат, голос. Но я слышу в нём угрозу. Не ясно кому: мне или обозлённому другу.
— Только не говори, что ты не хочешь избавляться от нашей
Амур подливает в гранёный стакан горючки и отставляет графин.
— Хастах, если тебя поставить драться с девой, то ты точно ей проиграешь. — пресекая возможную перепалку Разумовский продолжает тоном, не терпящим возражений. — Не потому, что дама сильнее тебя, а от того, что ты недооцениваешь противника. Девушка, может, не всегда способна похвастаться успехами в кулачных боях, но на моей памяти ещё ни один солдат не одолел милейшую женщину, вооруженную мечом. А если она ещё и умна, то будь у мужчины ружье, а дева безоружна, он всё равно потерпит поражение.
— Девки не умны. Просто ты идиот, раз тебя смогла одурачить Идэр.
Лицо Разумовского напрягается и уродливые рубцы топорщатся. Он натянуто улыбается, поднимаясь.
Гори вечным пламенем, Хастах. Надеюсь, твоя душа никогда не найдёт успокоения.
— Может, ты и прав. Но я учусь на своих ошибках.
Амур исчезает в коридоре. Стивер бежит за ним сломя голову. Поднимаюсь. Хастах нагоняет меня в дверном проёме и одёргивает за рукав рясы.
— Ты же не думаешь, что все всё забыли?
— Не думаю. — это честный ответ.
Все слишком быстро забывают что-то хорошее, но почему-то плохое оседает в памяти навсегда. Амур делал мне больно. Бесчисленное количество раз. И несмотря на это наши отношения были идеальными.
— В следующий раз я выстрелю.
Это обещание. Клятва. Больше Хастах не даст волю жалости.
В коридоре встречаю Малена. У нас ещё не было возможности нормально поговорить. Обмениваемся короткими кивками, когда он и высокая белокурая девушка занимают наше место на кухне.
Кто такая эта таинственная незнакомка и почему все вокруг так ей одержимы? Почему никого не интересует подружка Малена?
Пара десятков шагов в полумраке заставляют меня нервничать. Никто не удосужился внятно объяснить мне произошедшее. Как они оказались в темнице? Как выбрались?
В тесной комнате светло и жарко. Оттягиваю воротник рясы, освобождая шею. Золотые цепи жалят кожу.
— Я подпортила ваш потолок. — раздаётся женский голос. Он не певчий, ни низкий и ни высокий. С издёвкой и надменный. Ищу его обладательницу, не в силах совладать с охватившим меня интересом. Первым на глаза попадается Катунь. Он лежит на животе, подложив под грудь подушку. Змейки из волос разметались по его широким плечам. Нахимов в одних лишь свободных штанах, от чего мой взгляд не задерживается на мускулистой спине и скользит дальше. Щёки и кончики ушей вспыхивают.
Какого было моё удивление, когда я нахожу
— Мы прострелили потолок. — Нахимов указывает на щепки, торчащие над головами несколькими рядами острых зубов. — Оно принадлежит гвардейцам, и я понятия не имею как коротышка смогла его увести. Мне долго не удавалось её усадить, оказалось, она запихнула его в штанину и привязала ремнями к ноге.
— Она не хромая сумасшедшая, а лиса. — добавляет Хастах, и я вижу, как глаза его расширяются от страха.
Если незнакомка — царская шпионка, то появление дружинников лишь вопрос времени.
Амур едва заметно кивает на девчонку, и я нехотя поднимаюсь с кровати. Длинные юбки шелестят, обвивая ноги и замедляя шаг. Незнакомка широко улыбается, от чего на разбитых губах выступают капли крови.
— Что она шепчет? — хмурится Хастах, выуживая из горловины своего сапога увесистый нож с зазубренным лезвием. — Можем разговорить её.
— Я хотел запихнуть ей кусок занавески в рот. Мало ли, вдруг она нас проклинает? — Катунь зевает, протягивая Амуру ружьё. — Но подумал, что это негуманно. Мы же не пихаем в рот пленникам что ни попадя. Особенно, если это девушка. Маменька меня не так воспитывала!