Последние несколько взлетов над сценой, а после Пейт подхватывает меня, подхватывает и поднимает. Полет кажется головокружительным во всех смыслах, зал вращается перед глазами, россыпь света — красные, черные всполохи, в которых тонут лица застывших за столиками людей. В волнах пачки тоже полыхает красное и черное, эти цвета повсюду, и в охватившем меня балетном кружении я чувствую идущий сквозь меня жар.
Поэтому и врываюсь в последний прыжок, как в пропасть, когда музыка взлетает до самых пронзительных нот, а после — падаю в объятия Пейта. И, всей кожей впитывая темный взгляд, дотягивающийся, ударяющий в самое мое сердце, грохочущее набатом, в последний миг подаюсь вперед.
Наши губы соприкасаются, одна ладонь Пейта застыла на моей талии, другая на щеке, мои лежат у него на плечах. Мы так замираем всего лишь на один миг, а зал уже взрывается аплодисментами. Грохочущими, набирающими силу, я даже слышу, что люди вскакивают со своих мест.
Мы кланяемся.
Широко улыбаемся и снова кланяемся, внутри полыхает, все сильнее разгорается что-то, с чем я еще не знакома. Как будто мой основной танец пока еще не закончился. Как будто он только начинается… Хотя зал кричит, я такого не слышала, наверное, никогда.
Не слышала. Не видела такого темного взгляда у Вайдхэна даже в те времена, когда наше общение не задавалось. Да вообще никогда. Мне кажется, он способен придавить к земле с тяжестью бетонной плиты, но я только улыбаюсь и расправляю плечи перед тем, как покинуть зал.
Шум не стихает даже после того, как мы скрываемся за кулисами.
— Ну ты даешь, — Пейт сияет. — Мы, кажется, выдали просто какое-то альтернативное искусство…
Осекается, заметив ЛэЛэ:
— Ну, я пошел.
— Риам Этроу!
Я ловлю напряженный взгляд вальцгарда, опускаю свой… Черный узор уже больше красный, сейчас он выглядит не как морозный, а как собирающаяся прорваться через толщу земных пород магма. Прорваться и огненными брызгами оплавить вокруг все и вся.
Да чтоб меня!
Нет, чтоб его!!! Вайдхэна, который мне все это устроил!
— Риам Этроу, срочно в машину!
Срочно?
— Мне надо переодеться, — говорю я, и понимаю, что переодеться не получится: пламя полыхает так, что мне становится дурно. Мой узор больше не напоминает узор, он напоминает что-то живое, живущее своей отдельной жизнью независимо от меня на моей руке.
Поэтому я позволяю ЛэЛэ накинуть на меня пиджак, скрывая это файер-шоу, и бегу вместе с сопровождением по коридорам, очень-очень быстро. Даже замерзнуть на парковке не успеваю, потому что у меня ощущение, что я сама — ходячий факел, и, оказавшись во флайсе, слегка очешуеваю, потому что там уже сидит этот Бездарн! Вайдхэн!
— Руку дай, — говорит он, хотя мог бы и не говорить — потому что едва его пальцы касаются моих, в меня ударяет током. Напряжение по ощущениям такое, что я давно бы была мертва, если бы не странный узор, защищающий меня от его силы. Или…
Что «или» я не успеваю додумать, Вайдхэн рывком притягивает меня к себе и впивается поцелуем в губы. Таким же яростным, как бушующая во мне сила, пропитавшая меня, как у хорошего кондитера бисквитные коржи крем. От чувств, ощущений, раскрывающего мои губы его жесткого рта я прямо-таки плавлюсь и нисколько не удивляюсь, когда по салону начинает клубиться дымок.
Вайдхэн отрывается от меня только чтобы коснуться коммуникатора сказать:
— Наверх. Быстро. Плевать мне на технику безопасности моего передвижения. Это приказ.
И флайс стремительно взлетает в воздух. Даже без набившихся внутрь вальцгардов.
— Что ты устроила на сцене? — рычит он.
— Что я устроила?! Это ты приволок свою риам Не-помню-как-вас-там-слишком-много-имен.
Он неожиданно улыбается, и уголки его глаз собирают лучики морщин.
— Ревнуешь, Аврора?
— Делать мне больше нечего! Я тут горю.
— Горишь, конечно. Потому что устроила непонятно что.
Я прищуриваюсь.
— То есть тебе можно, а мне нельзя?
— Мне можно, потому что я контролирую свое пламя.
— Ну вот и контролируй дальше! — Я пытаюсь вырваться, но он меня не отпускает.
— Куда? Сумасшедшая женщина!
Я не сумасшедшая женщина! Я женщина-факел. Супергероиня практически.
— Я пришел с Алерой исключительно потому, что ты не отказалась выступать, иначе бы мы пошли в другое место. Мне надо быть рядом с тобой и с твоей силой.
В другое место с Алерой, как мило!
— Мне все равно! — говорю я. — Прекрати это и верни меня к Лару!
— Нет, Аврора. Тебе не все равно. Мне не все равно. Я твоего танцора чуть за ноги над сценой не подвесил, когда ты к нему липла.
От такой откровенности мне только и остается, что моргать, а он снова подается ко мне, накрывает губы своими. И жар, взметнувшись внутри меня, уходит в него. Возвращается ко мне. Снова течет к нему. Это было бы похоже на игру в мячик, если бы не было так похоже на что-то другое, потому что каждая такая волна, прокатываясь сквозь меня, воспламеняет каждую клеточку моего тела.
Отзывается в самом низу живота.
Сжигает весь стыд, все «нельзя», все, что стоит между нами.