Потому я вернулась домой, заперлась, приняла душ, вытерлась любимым полотенцем, высушила феном волосы, выпила кофе, надела свое лучшее, «неформальное» платье с такой же чумовой курточкой, нацепила огромные немецкие деревянные сабо, напоминающие нормальному человеку пресс-папье, и вышла в таком виде из дома. Мне захотелось сделать что-то эдакое, сумасшедшее, совершить какую-то дикую выходку, чтобы разрядиться, прийти в себя после «отдыха» в Адлере, где на кладбище под мраморными плитами устроили себе лежбище чрезмерно активные покойницы с завидным цирковым стажем… И я поехала в «Ротонду». Но было очень рано, и бар был закрыт. Не понимая, что со мной происходит, я решила разыскать Варнаву, но на полпути в адвокатскую контору, где работал Галицкий, передумала и зашла в первое попавшееся кафе, чтобы немного перекусить и успокоиться. Мне казалось, что кто-то толкает меня в спину и пытается направить куда-то, но куда, я пока не понимала. Я много читала о паранормальных явлениях, в моей голове существовал достаточно объемный файл с информацией о потусторонних силах, влияющих на человеческую жизнь, и прочей, захватывающей дух чепухой, но никогда еще неподвластные моей воле силы с таким упорством не испытывали мое терпение, пытаясь куда-то направить мои мысли и тело! И я сдалась. Выпив в кафе немного коньяку и закусив лимоном, я вышла, и мои ноги сами привели меня к служебному входу в цирк. Да, слишком многое указывало на то, что Елену Пунш – виновницу всех наших бед и проблем, женщину, с именем которой было связано несколько громких преступлений и из-за которой я сама чуть не лишилась жизни, – надо было искать именно в цирке. И если Изольде не удалось вытрясти из Максимова максимум информации, которая могла бы помочь нам в расследовании, то теперь вместо нее это намеревалась проделать я.
Тетка в подробностях рассказала мне и о своей встрече с ненастоящими Розой и Катей, и о том, как напился в ее присутствии негодяй Максимов, словом, обо всем и даже о Юре, но она не спросила у Максимова самого главного – почему он так ненавидит Юру Лебедева и зачем ему было рассказывать, что тот хотел убить свою жену.
В стеклянной конторке сидел какой-то мрачный мужичонка с испитым лицом. Увидев меня, он нахмурился и спросил, к кому я пришла.
– Я ищу Елену Пунш, – сказала я и чуть ли не просунула голову в стеклянное окошко. – Вы не знаете, где она?
– Да вы что… – замотал он головой, прогоняя невеселое похмелье и дремоту. – Она же давно померла, Ленка-то…
– Как же это она померла, если я сама недавно видела ее, да и не только я… Врете вы все…
– Да вы что! – повторил он, тараща на меня глаза. – Она умерла от воспаления легких.
– А ее муж?
– Юрка-то, Лебедев? Он живой, у него дом где-то на юге, в Краснодарском крае. А вы-то им кто будете?
– Тогда позовите мне Катю и Розу, – не отвечая на вопрос, заявила я. – Только побыстрее.
– А они в гостинице, это рядом, через стенку…
Я вышла на улицу, покачиваясь от переполнявших меня непонятных чувств. Катя и Роза… Зачем мне было встречаться и разговаривать с ними? Я не знала. Но все равно поднялась на крыльцо цирковой гостиницы, подошла к администраторше и спросила, могу ли я увидеть маленьких женщин-саксофонисток – Катю и Розу.
– Двадцать четвертый номер, это на втором этаже, – равнодушным голосом ответила администраторша, не выпуская из рук вязанье.
– Спасибо.
Я поднялась по узкой мраморной лестнице на второй этаж, прошлась по красной ковровой дорожке почти до конца коридора и постучала в дверь с табличкой «24».
– Войдите, – услышала я тонкий детский голосок и открыла дверь.
Зрелище, представшее передо мной, напоминало своими сюрреалистическими красками и настроением фильмы Бертрана Блие или даже Бунюэля.
Длинная узкая комната с двумя кроватями, на которых лежат в траурных кружевных одеждах крохотные женщины – фарфоровые куклы с черными потеками вокруг глаз…
В центре на небольшом полированном столике бутылка красного вина и две – пива, рядом стоят высокие узкие стаканы со следами красной помады на краях. Пахнет, соответственно, и пивом, и вином, и какими-то горьковато-пряными духами.
– Проходите, – сказала одна из женщин и жестом пригласила меня присесть в стоявшее ближе к двери кресло. – Садитесь. Вы кто?
– Меня зовут Валентина. У меня к вам несколько вопросов.
– Вы журналистка? – спросила другая женщина и икнула, при этом ножки ее в черных прозрачных чулочках судорожно дернулись, словно ей было холодно и неуютно на кровати. Да и вообще выглядели они обе неважно… – Понимаете, мы только что с похорон Кати и Розы…
Я поняла, что речь идет о настоящих Кате и Розе, о которых мне рассказала Изольда, их трупы она увидела в морге у Володи Желткова. Меня даже передернуло.
– Почему же вы сказали моей тетке, Изольде Павловне Хлудневой, следователю прокуратуры, что были почти незнакомы с ними, что они навязывались вам, просились в вашу труппу, когда в действительности вы сами присвоили их артистические псевдонимы, использовали их сценарии, музыкальные номера и даже стиль… Зачем вы это сделали?