Черное платье

Наташа зевнула. «Это не может быть наркотик — слишком маленький сверток… А шпионаж? Если шпионаж, то все равно уже все произошло, уже ничего не исправишь… Да и не может этого быть! Кому нужны наши секреты? Их и так все знают. Какая-то химия… Может быть, научное открытие? Ну, конечно! Сказал же этот тип в Шереметьево, что там какие-то документы. Он всегда подавал надежды, мой бывший муженек… Может, он действительно хочет таким образом загладить то, что произошло двенадцать лет назад? Хочет искупить свою вину? Начал же он встречаться с Сережей!.. Да и кто об этом узнает? Никто… Впрочем, завтра… все завтра. Завтра я подумаю…»

Она опять зевнула, и снова у нее на короткое мгновение возникло то же предчувствие — острое и очень яркое. «Я в Париже. Я уже в Париже. И это не сон», — подумала она, закрывая глаза.

* * *

— Наташка, вставай! Мы проспали — половина одиннадцатого!

Наташа открыла глаза. Утро было великолепным. Через опущенные жалюзи проникал яркий солнечный свет и слышалось пение птиц. Лена суетилась у стола.

— Как хорошо! — Наташа блаженно потянулась. — Я замечательно выспалась! Куда пойдем?

— Погоди, сначала позавтракаем, а потом отправимся искать тебе приличный и недорогой костюм.

— Ну нет, только не это… К черту костюм! — Она снова потянулась.

— То есть как это — нет?

— Не хочу никаких костюмов! Поедем на Монмартр…

— Хорошо, на Монмартр, как скажешь. Там, кстати, полно дешевых лавок. Одевайся и садись за стол.

Наташа встала, сняла с себя ночную рубашку. Когда Лена скрылась в кухне, быстро завернула в нее лежавшие под подушкой деньги и спрятала в шкаф. Через пятнадцать минут подруги сидели за столом, на котором в полной боевой готовности их ждали кофе со сливками, горячие круассаны, два сорта сыра, масло и апельсиновый джем. Запах еды приятно щекотал ноздри.

— Как вкусно! — зажмурилась Наташа, делая первый глоток ароматного кофе.

— Попробуй-ка вот это, — Лена протянула ей круглую коробочку. — Это надо намазать на круассан.

— «Бурсен», — прочитала Наташа. — Это у нас что?

— Мягкий сыр. Попробуй, ты обалдеешь. Обычно я завтракаю йогуртом, но сегодня, по случаю твоего приезда…

«Бедная Ленка! Все экономит», — подумала Наташа, отправляя в рот кусочек круассана с сыром.

— В жизни не ела ничего подобного! Давай купим чего-нибудь вкусненького к обеду?

— Разве вчера было невкусно? — обиделась Лена.

— Что ты, очень вкусно! Просто мне не нравится, что ты из-за меня так тратишься, — я хочу что-нибудь купить сама.

— Сиди уже со своими тремя сотнями! У меня полно еды в холодильнике. Ты боишься остаться голодной?

— Не сердись. Мне так хорошо… Если бы ты знала, как мне хорошо… Слышишь, как поют птицы?

— Слышу. Ешь давай! Надо как следует заправиться — мы едем на полдня.

— Спасибо. Больше не хочу. Поехали скорей!

Поездка на Монмартр не доставила Наташе ожидаемого удовольствия. Ленка застревала у каждой из многочисленных дешевых лавок, расположенных на прилегающих к Монмартру улицах, и каждый раз Наташе приходилось подолгу уговаривать ее идти дальше. Ленка сопротивлялась, обещала, что посмотрит «только вот эту, последнюю, голубенькую», но бесконечные ряды юбок, кофт и платьев увлекали ее все дальше и дальше вглубь бездонных, похожих на ангары, арабских магазинов. Или же она останавливалась перед выставленными прямо на тротуары огромными металлическими контейнерами, доверху набитыми тряпьем, и вместе с другими женщинами начинала самозабвенно копаться в ворохе одежды, периодически извлекая из общей кучи какую-нибудь мятую футболку или замысловатый топ и предлагая Наташе примерить или хотя бы посмотреть. Наташа отговаривалась тем, что не хочет ничего покупать для себя, и с ужасом думала, что ей придется отбиваться таким образом еще и завтра. «Скорей бы понедельник! Ленка уйдет на работу на целый день». Ей тут же стало стыдно и жалко Лену, и она решила, что перед отъездом как-нибудь незаметно оставит ей денег, чтобы она могла купить себе то, что ей захочется. «Потом что-нибудь придумаю и как-нибудь ей объясню».

Наконец они вырвались из цепких объятий дешевой коммерции и стали подниматься по довольно крутой, но очень живописной лестнице на вершину Монмартрского холма. При виде многочисленных туристов, беззаботно и весело шагавших рядом и шумно переговаривавшихся на разных языках, к Наташе вернулось хорошее настроение, и она с наслаждением всматривалась в великолепную панораму города, открывавшуюся ей с каждым шагом наверх.

Поднявшись, они зашли в белую, как сахар, базилику Сакре-Кер, где в полумраке горело множество свечей, и туристы, осторожно ступая и стараясь разговаривать шепотом, обходили по боковым приделам неф, где сидели немногочисленные молящиеся. Подруги сели на краешек длинной деревянной скамьи. «Сколько же лет я не была в церкви?»