Черное с белым не берите (СИ)

   - Он спас меня от самоубийства, вот с какой. Поэтому я бы, конечно, согласилась потесниться немного, на то время, чтобы он мог умереть в чистой постели, в тепле и вообще как положено. А только Константиновка - это такая дыра, что "скорая" в случае чего не доедет, и аптеки с нужными лекарствами в селе нет. Все решается через райцентр, до которого 20 км, и автобус ходит два раза в сутки. Но эти две недели, пока у нас в школе каникулы, я могу с Янеком на твоей квартире пожить, пока ты гастролируешь. А потом найдем квартиру подешевле и наймем сиделку. Вскладчину. Если ты согласен.

   - Я-то согласен, да согласится ли он? Ты же знаешь Янека: он страшно не любит быть в тягость!

   - А в чем тягость-то? На первый месяц у нас деньги есть. Помнишь, ты заплатил мне за труды? Я еще не истратила эти деньги, нам сейчас зарплату выдают стабильно, без задержек.

   "Какой же я дурак! - подумал Семен. - Как же я мог посчитать ее, вот эту чудесную девушку, пустышкой?"

   - Вообще-то вряд ли ему понадобится "Скорая помощь", - произнес он вслух. - Ему больше четырех недель не дают.

   - Это они здесь так говорят, но бывает, что с четвертой стадией и по 4 месяца умереть не могут. Надо, чтобы он наблюдался, иначе обезболивающие не выпишут.

   - Вот и я про то же думаю: надо, чтобы он наблюдался, и чтобы ему обеспечить достойную кончину. Ты не знаешь, у нас в городе есть хоспис?

   - Это где обреченные лежат и ждут последнего часа? Я спрошу у Глафиры Львовны. Она должна знать. А в крайнем случае спросим ее про сиделку.

   - Конечно, хоспис в N существует, - сказала Глафира Львовна. - Есть больница для умирающих людей, особенно пожилых и совсем стариков. Только вот с местами там туго. Хотя... у меня есть там знакомые... Сейчас попробую дозвониться... Как, говорите, зовут вашего бомжа?

   - Янек, - сказал Семен. - Хотя по паспорту он Иван.

   - Янек? - Глафира Львовна замерла на полпути к телефону. - Я знала одного Янека, который по паспорту был Иван... Сколько, вы говорите, ему лет?

   - Он примерно одного с Вами возраста, - сказала Марина. - Он... он очень хороший... он играл когда-то в группе "Мы из глубинки". Да вряд ли вы помните такую.

   - Помню, отчего же не помнить... - Глафира Львовна схватилась за сердце, как делала всегда, когда волновалась. - В общем, не надо никакого хосписа. Тащите вашего бомжа ко мне, а там разберемся.

   - А Вы... вы точно не передумаете? - голос Марины дрогнул. - Вы... не выгоните его на улицу?

   - Я? Выгнать Янека? Он что, дебошир какой?

   Глафира Львовна грустно засмеялась.

   - Но он... за ним уход нужен.

   - То есть постирать - накормить - уколы сделать? Милочка, я много лет в больнице работала, так что все-все знаю. И даже "утку" подставить в случае чего сумею.

   - Не надо "утку", он ходячий.

   - Тем более... Да вы едете за ним, или нет?

   - Здравствуй, Марина, солнышко ты наше! - приветствовал ее Янек, чуть они с Семеном зашли к нему в палату. - Видишь, не сдержал я свое обещание не доживать до зимы... А у тебя как дела? Как там Петька, твой братишка? Куда он попал?

   - Служит в одном полку с Кириллом. Помните, я о нем вам рассказывала?

   - Как же, как же, не забыл! Это тот самый курсант из летного училища, который тебе гвоздики с тюльпанами дарил, и чьи фото украшают твой альбом. Ну и как им обоим служится?

   - Кирилл летает, я Петька обслуживает самолеты. Он по технической части, вы же знаете. Но они дружат.

   - На побывку не собираются?

   - До побывки им обоим еще далеко. Ой, я вот что хотела спросить. Для бомжа обязательно кличку иметь? Как-то непривычно называть тебя Иваном, честное слово,

   Янек засмеялся, превозмогая боль в груди:

   - А ты и не называй, не надо. Янек - это и есть Иван, только по-польски. Имя меняют только те, кого родня достала. Или кто в розыске.

   - И ты? ...

   - А у меня дедушка был поляком, и всегда меня так кликал, по-своему. Любил он меня сильно и по головке гладил. Говорил, что я похож на него самого в детстве. Друзья во дворе услышали пару раз и смеяться стали: "Янек-пряник". Я обижался, в драку лез, но их моя злость раззадоривала еще больше. Дома мне порку хорошую устроили, когда я одному чуть глаз не выбил, и объяснили, что к чему. Ну, я и согласился: Янек так Янек. А потом мне это пригодилось, когда в нашем классе три Ивана оказалось, а Янек, то есть я, всегда и везде был единственный. Я привык быть уникальным. Приспособился.

   - Янек, как же ты исхудал! - запричитала Глафира Львовна, чуть тот не без помощи Семена и Марины переступил порог ее квартиры.

   - А мы разве знакомы? - превозмогая боль произнес Янек, с осторожностью усаживаясь на диван.

   - Не признал, значит... - всхлипнула пожилая дама, опускаясь в кресло напротив. - Ну конечно, я ведь так изменилась... толстая стала как бочка... А ты все такой же, каким и был...

   Янек присмотрелся... Эти серые с поволокой глаза, эти волнистые пепельные волосы...

   - Глашенька, свет ты мой! - дрогнувшим голосом произнес он. - неужели ты?

   - Я, милый! - снова всхлипнула старая дама. - Вот и довелось нам еще раз увидеться! Не судьба была нам по жизни рядышком идти, так хоть нагляжусь на тебя, сокол мой ясный, боль моя вечная!...