Черное сердце

— В тюрьме, как вы понимаете, хватает времени на то, чтобы вернуться мыслью в прошлое и тщательно пересмотреть все детали. Тишина и одиночество способствуют размышлениям. И брат понял, кто ее предал, скормил ей ложную информацию: именно этот, крайне опасный человек. Ее последний любовник. — Однако, — и Монах растопырил пальцы и как бы с удивлением на них взглянул, — это знание, конечно же, никакой пользы ему не принесло. Это были плохие времена, тяжелые времена. Правительство обвинило брата во всем, в чем только можно, включая предательство. Из него хотели сделать устрашающий пример... И сделали. Они его убили, как убили всю его семью. А затем принялись за меня. Сначала исчез мой старший сын. Затем средний — он вышел из школы, но домой так никогда я не вернулся. Потом жена и маленькая дочка. Тем самым они хотели преподать мне урок. «Они вернутся, как только мы убедимся в вашей невиновности, — заявили они. — Потому что у врага народа семьи быть не может».

Монах подпер ладонью толстую щеку.

— Власть предержащие менялись. Одни исчезали, на их месте появлялись другие, потом исчезали и эти. Меня оставили в покое, но, что касается жены и детей... О них никто ничего не знал или не хотел знать. Никто.

Монах тяжело поднялся на ноги и медленно, с пьяной осторожностью облокотился о парапет. Теперь он казался Максу-меру очень старым, в мягком лунном свете на его лице проступила сетка мелких морщин.

— Вот, Макоумер, к чему относилось слово «ужасно». И я больше не хочу об этом вспоминать, — он плюнул с моста.

Макоумер встал рядом. Он внимательно наблюдал за Монахом. Кажется, время настало.

— А девушка? — Как бы между прочим спросил он. — Та, Тиса? — Он почувствовал, как трудно ему произнести ее имя вслух. — Что стало с ней?

Монах молчал. Макоумер вдруг явственно услышал, как жужжат ночные насекомые, как всплеснула под мостом вода — наверное, лягушка, почему-то подумал он.

Монах упорно смотрел в воду, будто хотел увидеть в ее глубинах, где-то на дне свое прошлое.

— Конечно, никто в точности не знал, что именно произошло той ночью. Однако мой брат сумел из крупиц составить хоть какую-то картину.

Видимо, Тиса начала подозревать, что ей скармливают ложную информацию и попыталась этому воспротивиться. Ее контакт решил, что девушку опасно оставлять в живых. Наверное, той ночью он явился к ней.

Должно быть, она что-то поняла, может услыхала его в самый последний момент. Во всяком случае, успела спастись, скрыться в джунглях Камбоджи.

Макоумер почувствовал, что сердце у него вот-вот выскочит и непроизвольно прижал руки к груди. Глаза у него вылезли из орбит. Жива! Тиса жива!

Он перевел дыхание. Прана. Надо успокоиться. Он поглядел на старинные камни моста, напомнил себе о вечности. И после того, как понял, что голос не выдаст его, произнес:

— Я хочу, чтобы вы нашли ее. Для меня.

Монах продолжал смотреть в воду. Затем покачал головой, словно хотел буквально стряхнуть с себя воспоминания.

— Это был злой человек, тот, кто ее подставил. Очень злой, — он медленно повернулся. Серебряный лунный свет заливал его лицо, у самого его уха пролетел мотылек, но Монах этого даже не заметил. — Для вас этот человек, наверное, был героем, да, Макоумер? Но для меня он злодей. Воплощение зла, — глаза его потемнели, и Макоумеру показалось, что в них стоят слезы: наверное, Монах слишком много выпил, подумал он. — А теперь вы просите, чтобы я разыскал для вас Тису, — сказал Монах. — Для меня не тайна, что и вы были в Бан Me Туоте, Макоумер. Известно мне и то, чем вы там занимались. Я был полным идиотом, если бы не проверил все это до того, как пойти с вами на встречу, — он молитвенно сложил ладони. — Я знаю, кто вы.

— Кем я был, — поправил его Макоумер.

Монах пожал плечами:

— Это неважно. Но я не могу понять, почему вы меня об этом попросили.

— Не ваше дело!

Глаза Монаха были полузакрыты, он покачивался.

— Позвольте мне сказать, Макоумер, что хотя в данном предприятии мы с вами деловые партнеры, это вовсе не значит, что мы с вами на одной стороне.

— Вы мне тут четверть часа толковали, до какой степени ненавидите коммунистический режим. На лице Монаха появилось удивление.

— Тогда мы провели это время зря. Не путайте политику с преданностью своей стране. То, что я чувствую к коммунистическому режиму — это одно, но в моей любви к Китаю никто усомниться не может.

Поэтому когда вы просите меня разыскать некую полукитаянку, которую вы знали в прошлом, шпионку, которая долгое время работала против вас, я задаю себе вполне логичный вопрос: почему?

Он резко поднял голову, глаза его сверкали в лунном свете.

— Вы хотите завершить то, что начали пятнадцать Лет назад, а, Макоумер?

— Что?!

— Я пророю Камбоджу вдоль и поперек, найду вам Тису, и, как ваш христианский Иуда, буду наблюдать, как вы ее распнете?

— Что! Что вы сказали?! — Макоумер почти кричал. — Так вы полагаете, что это я был ее последним контактом?

— Вы очень опасный человек, Макоумер. Это-то я знаю.

— Я заплачу вам еще пятьсот тысяч за то, чтобы вы ее нашли.

— Мой дорогой...

— Прекрасно! Миллион!

— Но каковы мои гарантии, что...