Черное сердце

Когда Трейси вошел в здание Фонда, он услышал звуки музыки. Он пошел через главный вход, а в цокольном этаже располагался большой зал, где сейчас, видимо, проходил концерт. Трейси решил, что выступление можно пропустить, и повернул направо, в короткий, хорошо освещенный коридор: голые стены, но он знал, что в них напичканы всевозможные датчики и идентифицирующие устройства, так что к тому времени, когда Трейси окажется у нужной ему двери, те, кому следует, уже будут знать, кто он такой.

А нужна ему была дверь, которую все в Фонде называли «сэндвич»: между обычными внутренней и внешней панелями темного дерева в этой двери был проложен шестидюймовый лист из ванадиевого сплава, делающий любую попытку несанкционированного проникновения в помещение совершенно бесполезной, а главное — бессмысленной.

Едва он коснулся ручки, дверь мгновенно открылась, словно не была до этого заперта.

— Мама!

Из-за необъятного пульта связи навстречу ему шагнул Стейн. Широко улыбаясь, он долго тряс Трейси руку. Это был невысокий, очень широкоплечий человек с решительным лицом, черты которого выдавали в нем уроженца Средиземноморья. В карих глазах вспыхивали веселые искорки:

— Хотел немного испугать тебя вечером, но никто не знал, где ты остановился, и я не смог позвонить тебе.

Трейси не имел ни малейшего желания обмениваться шутками: мысли его уже были в архиве, где он рассчитывал добыть кое-какую информацию.

— А в чем дело? — равнодушно спросил он.

— Ближе к вечеру перезвонил О'Дей, — Трейси мгновенно насторожился. — Сказал, ему кое-что пришло в голову, и он хотел бы переговорить с тобой. Кстати, голос у него был весьма возбужденный.

— А ты можешь соединить меня с ним прямо сейчас?

Стейн кивнул и одел наушники:

— Что за вопрос! Дай мне несколько секунд, — он показал на один из аппаратов спецсвязи, — будешь говорить по тому телефону.

Он что-то негромко сказал в микрофон и кивнул Трейси, который сразу же снял трубку:

— О'Дей? Это Мама. Как я понимаю, вы хотели переговорить со мной?

Трейси видел, что Стейн отключился с параллельной линии и занялся другими делами.

— Совершенно верно. Очень хорошо, что вы позвонили. После нашего вчерашнего разговора я обдумал ту задачу, которую вы передо мной поставили.

— Вы хотите сказать, что существует какой-то иной способ, которым воспользовался Макоумер для предоставления экономического гаранта иностранному гражданину?

— В общем, да, существует, — в голосе его чувствовалось смущение, словно О'Дей в чем-то провинился. — Не знаю, как это я сразу не сообразил. Хотя это практически невозможно сделать... Впрочем возможно блокировать каналы информации, чтобы не оставить следов, но только в том случае, если в конкретном подкомитете Сената есть надежный друг, причем, настолько надежный, чтобы проделать все немедленно... — О'Дей громко засмеялся. — И я задал себе вопрос: — Зачем скрывать оказание помощи и предоставление гаранта?

Трейси затаил дыхание, он лихорадочно размышлял:

— Но вы проверили возможность такого варианта?

— Конечно же проверил. Мама. И теперь весьма горд собой. Поэтому-то и позвонил Стейну. Вот ответ на ваш запрос: вышеупомянутый Делмар Дэвис Макоумер зафиксирован как спонсор некоего молодого камбоджийца. — В голосе О'Дея звучали нотки триумфа.

— Его имя? — быстро спросил Трейси.

— Киеу Сок.

— Мистер О'Дей, — торжественным голосом объявил Трейси, — я очень благодарен вам за проделанную работу.

— Рад, что оказался полезным. Уверен, все, что выходит за рамки нормы, может представлять собой потенциальную опасность.

Трейси отправился в архив и затребовал досье «Рэгмен». Ему вдруг пришла мысль, что квадрат 350, в котором разворачивалась «Операция Султан» — это тот же самый квадрат, где проводилась операция «Рэгмен», целью которой было физическое устранение японского террориста Масаши Мурано. В этой операции Трейси участвовал вместе с Макоумером, который — после того как они узнали, что Мурано мертв, — добровольно вызвался остаться в деле.

Расписавшись в формуляре, Трейси взял досье и сел за столик в читальном зале. Он открыл папку и бегло просмотрел разделы, посвященные детству и отрочеству Мурано, который вырос и воспитывался на юге Японии, в городе Киушу. Его престарелый отец сошел с ума во время второй мировой войны, когда жена его погибла при бомбежке Токио, за полтора месяца до атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Боевые искусства ему преподавал Дядя, научивший Мурано особым методам боя, которые передавались в семье из поколения в поколение и которыми пользовались только в исключительных случаях и предпочитали не демонстрировать посторонним. Здесь было также сказано, что Мурано избегал применения огнестрельного и холодного оружия, предпочитая наносить смертельный удар руками.

Раздел, посвященный его воинской службе, Трейси пропустил. Однако внесенные, видимо, не так давно записи привлекли его внимание и насторожили. Мурано придерживался радикальных политических взглядов. Это был твердолобый милитарист, ради своих политических принципов и идеалов порвавший с собственной родиной.