Черное сердце

— Слушай, хватит тебе! Я не из тех, кого легко остановить. Подумай об этом, парень, и подумай о том, что ты только сейчас видел... Это она просит тебя, вопит что есть мочи. Мы должны найти ублюдка, который сделал с ней это. И найти быстро, потому что, Господь знает, такого выродка я еще не встречал. Я не знаю, какое на тебя все это произвело впечатление, но то, что увидел я, из меня мозги вышибло, так я испугался.

Трейси начал понимать, в какой ситуации он оказался. Он был так занят сохранением доброго имени Джона, что, получается, сам помог убийце своего друга. И Туэйт испугался совершенно правильно — то, как была убита Мойра, напомнило ему ужасы, виденные в джунглях Юго-Восточной Азии. Тот, кто сделал это, был специалистом, он был уверен.

Он взглянул на Туэйта и вдруг понял: этому человеку он может доверять куда больше, чем Киму.

— Я не могу забыть, — сказал он тихо, — то, что сказала мне Мойра в ночь смерти Джона.

— Ты имеешь в виду ту ночь, когда он был убит.

Трейси кивнул, и Туэйт сбросил с себя все чары той силы, которую перед этим продемонстрировал ему Ричтер.

— Мойра сказала, что она почувствовала нечто, вроде... постороннего присутствия. Я не могу найти другого слова — она почувствовала постороннее присутствие в момент смерти Холмгрена.

— Она так и сказала: присутствие?

Трейси кивнул.

— Она не могла выразиться яснее? Ты спрашивал?

— Да, но вы видели, в каком она была тогда состоянии. Она... была очень умной женщиной. Но и очень чувствительной, особенно в том, что касалось Джона. Быть с ним в минуту его смерти... — Трейси покачал головой. — Она не могла этого выдержать.

Туэйт молча смотрел на него.

— Я знаю о чем вы думаете, — сказал Трейси. — После этого я несколько раз беседовал с ней по телефону. Она начинала что-то говорить, а потом опять случалась истерика. В том своем состоянии она вряд ли могла бы помочь. Но теперь я жалею, что не надавил на нее.

Туэйт не прокомментировал эти слова и только спросил:

— Но есть и что-то еще, да?

Трейси глубоко вздохнул. Он был готов предать те отношения, которые у него были с Кимом. К черту Кима!

— Одно время я работал в... давайте назовем это так, в системе безопасности. И довольно резко порвал с ними — я был по горло сыт их делами, — он поежился. Туэйт молчал. — Недавно ко мне обратился один из оперативников — я когда-то знал его, его зовут Ким. Он сказал, что они хотят, чтобы я вернулся, хотя бы временно. Когда я отказался, он сказал, что это касается Джона Холмгрена. Мы вместе поехали в особняк губернатора, и я немного поискал, — он полез в карман и достал завернутого в носовой платок «клопа». — И вот что нашел. Это было очень хитро спрятано — в грушу на дне бутылки с грушевым бренди. Электронное подслушивающее устройство.

Туэйт посмотрел на то, что лежало в руке Трейси. Потом Трейси снова тщательно завернул предмет в платок и спрятал — пока устройство было развернуто, они оба предусмотрительно молчали.

— Господи, — наконец прошептал Туэйт. — Что же здесь происходит?

— Хотел бы я знать!

— Ладно, слушай. Отдай мне эту штуковину. У нас есть лаборатория, и я...

Трейси покачал головой:

— Ничего не получится. Подумайте: официально вы отстранены от дела. Сейчас я очень жалею, что так получилось, но исправить ситуацию мы оба бессильны. Кроме того, тот, кто вставил эту штуку в грушу — настоящий мастер. Я очень сомневаюсь, что ваши парни из лаборатории когда-либо видели что-нибудь подобное. Нет, здесь нужен настоящий эксперт.

С неба лились потоки солнечного света, играли на крышах и ветровых стеклах автомобилей. Двое мужчин стояли почти вплотную друг к другу, но вражда, когда-то существовавшая между ними, исчезла.

— С этого момента, — сказал Трейси, — мы должны доверять друг другу. У нас нет иного выхода.

Туэйт сунул руки в карманы. Он смотрел вдаль, на линию горизонта. И потому, что он волновался, голос его прозвучал хрипло:

— Для меня очень важна правда об этом деле, Ричтер. Очень. Однажды ты вдруг просыпаешься и понимаешь, что предыдущие двадцать лет прожил в полном дерьме. Ты думаешь: как, черт побери, это все могло с тобой случиться? И понимаешь, что пора кончать. Я смотрю на себя в зеркало, и не соображаю, кто это там передо мной. Неужто это тот самый сукин сын, который только и умеет, что трясти сутенеров и букмекеров?

Он повернулся и посмотрел Трейси в глаза:

— Вот что я хочу сказать... Я понимаю, что это дело — твое личное дело. Ты все поставил на карту. И я хочу, чтобы ты знал: я тоже ставлю на эту карту.

* * *

— Тот факт, — сказал Атертон Готтшалк, — что мы увеличили численность наших вооруженных сил на двадцать пять тысяч человек по сравнению с тысяча девятьсот восемьдесят первым годом, отнюдь не позволяет нам — всем нам — чувствовать себя в большей безопасности, — он осмотрел аудиторию, состоящую из деятелей АФТ/КПП[12].