Черное сердце

Он пешком пошел в сторону парка Оулз Хэд, на краю помедлил – заходить в парк или нет? Сегодня была среда, день, когда он собирал дань со своих «подопечных» – он привык думать об этом дне, как об обычном, рутинном. Однако сейчас он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. Может, это странное ощущение объяснялось делом Холмгрена и тем, что сулило ему раскрытие дела; может, он просто сам менялся.

Он уже повернулся и собрался уходить, как заметил в глубине парка какое-то движение. Что за черт, почему бы ему не срубить дополнительные денежки? Он медленно пошел по дорожке, прекрасно сознавая, что, наверное, собирается «срубить денежки» в последний раз. Да, он действительно менялся, он сбрасывал старую, грязную кожу.

С реки слышался противный скрип уключин. Туэйт свернул с дорожки и подошел к низкой чугунной ограде. В тени большого дуба он разглядел знакомый силуэт Антонио – широкополая шляпа, пышные рукава рубашки в мексиканском стиле. Паршивый пижон, подумал Туэйт, и почувствовал острый приступ отвращения – к самому себе. Тем не менее он не остановился и не свернул.

Теперь он видел и двух девушек – латиноамериканок, пышногрудых и широкобедрых, полных той животной чувственности, которую он считал типичной для девиц этого рода.

– Эй, Туэйт, – поприветствовал его сутенер. – Что-то ты сегодня припозднился. Дела задержали?

– Как всегда, Токио. У меня есть дела поважнее, чем ты.

Антонио ухмыльнулся.

– Ну, Туэйт, я б на твоем месте был повежливее. Я же тебе плачу, – и он протянул пачку денег.

Туэйт, пересчитывая, сказал:

– Вряд ли на такие деньги проживешь.

Сутенер развел руками:

– Ну, Туэйт, дела идут не так, чтоб уж хорошо.

Туэйт взглянул на него:

– Ты же не собираешься обманывать меня, Тонио? Ты ведь не такой дурак, правда?

В этот момент раздался окрик:

– Стой! Ни с места!

Туэйт обернулся: одна из девиц, широко расставив ноги в туфлях на высоких каблуках, наставила ему в живот пистолет 32 калибра.

Антонио широко улыбался, цокал языком от восторга:

– Эй, Туэйт, теперь ты видишь, кто здесь босс? – Он враскачку двигался на Туэйта, загребая землю острыми носами сапог. – Теперь твоя очередь платить. Слишком долго ты вертел мною, и мне от этого было так грустно! – Он протянул руку. – Будь хорошим мальчиком, давай-ка все, что у тебя есть.

– Ты что, спятил? – осведомился Туэйт. – Да от тебя же только мокрое место останется, если я на тебя донесу.

– Это мы еще посмотрим, старичок, кто на кого донесет. В полицейском управлении очень не любят жрать дерьмо, понял? Ты что, думаешь, я совсем тупой? Я тоже телек смотрю. В управлении не любят, когда в новостях передают о копах, которые берут взятки. Стоит мне только пикнуть, и это от тебя останется мокрое место, братец, – он махнул рукой. – Ну, давай денежки. Шевелись.

Туэйт протянул руку и разжал пальцы – банкноты посыпались на землю.

Антонио был гибок и быстр. Его правая нога взметнулась в воздух, острый нос сапога вонзился Туэйту в пах.

– Пуэрко! – выкрикнул Антонио. Туэйт задохнулся, обхватил руками низ живота. Перед глазами у него заплясали яркие огни.

– Ты что, думаешь, можешь поставить меня на колени? Только не ты, братец, и не меня. Теперь ты знаешь, кто здесь босс! А ну, живо, подбери деньги! – в голосе Антонио слышалась угроза.

– Сейчас! – Туэйт, распрямляясь, выхватил дубинку, блеснула полированная поверхность, и дубинка обрушилась на ребра Антонио.

Сутенер застонал и рухнул, на лице его застыло недоуменное выражение. Туэйт в дополнение двинул его коленом по физиономии и, почувствовав какое-то движение справа, схватился за ослабевшее тело сутенера, намереваясь использовать его как прикрытие.

Девиц и след простыл. И Туэйт прошептал Антонио в ухо:

– Моли бога, чтобы твои шлюхи сбежали, парень.

– Мадре де Диос! – Антонио трясло от боли.

Туэйт медленно огляделся. Где-то далеко взвыла и стихла сирена. Ветра почти не было, зато начали стрекотать сверчки. С пролива доносились грустные гудки пароходов.

Прямо перед ним высились деревья, между ними – кусты, они выглядели странно двухмерными в ртутном свете фонарей. Лежа здесь, на открытом освещенном пространстве, Туэйт являл собой отличную мишень. Он убрал дубинку и вынул полицейский револьвер. Ткнул им в лицо Антонио.

– Слушай, ты, кретин. Я даю тебе последний шанс прекратить эту дурацкую историю до того, как кто-нибудь серьезно пострадает.

– У тебя ничего не выйдет, дядя, – Антонио сплюнул кровь. В искусственном свете она казалась черной. Он закашлялся, тело его содрогалось в конвульсиях. – Сволочь, ты мне что-то сломал!

Туэйт всматривался в темноту.

– Не надо было жадничать, Тонио. Теперь ты получил хороший урок.

– Последним, кто попытался преподать мне урок, был мой старик, – Антонио снова сплюнул. – Я его хорошо порезал.

Туэйт молчал – он увидел, как между кустов что-то тускло блеснуло.

– Хорошо, – крикнул он. – Я опущу револьвер. Выходите с поднятыми руками, а то... – он откатился в сторону, по-прежнему держа сутенера за ворот его шикарной рубашки. Там, где Туэйт только что лежал, взорвался фонтанчик земли.