Чёрное серебро (СИ)

На следующее утро Костя проснулся довольно поздно. В окно струился серый свет, в котором не было ни малейшего проблеска солнца. Хмурое утро вполне соответствовало самочувствию и настроению Кости. Его голова была тяжёлая, как после высокой температуры, всё тело ломило, а в горле першило, словно там было полно мелких кусочков льда. Не собираясь валяться весь день, он с трудом приподнялся на кровати, но встать не успел. Его опередил звук открывающейся двери. Костя повернулся и так и застыл, опираясь одной рукой о подушку. Богдан пожаловал. Неужели караулил под дверью?

— Доброе утро, — негромко сказал старший брат.

— А оно доброе? Сомневаюсь.

Костя встал и неловко скатился с кровати, придерживаясь рукой. Богдан сделал шаг вперёд, собираясь помочь, но заставил себя остановиться. Он словно не заметил язвительных слов брата и сам выглядел спокойным и ни капли не виноватым.

— Зачем ты встаёшь? Полежал бы ещё.

— Это ты так напоминаешь, что вставать мне тоже запрещено? — криво усмехнулся Костя. — А что ещё входит в этот список? Сходить в туалет, выйти в коридор? Телефон? Интернет? Лучше объясни всё сразу, чтобы я знал наверняка.

— Ничего тебе не запрещено, — покачал головой Богдан. — Не выдумывай.

— Значит, ты хочешь сказать, что ничего не изменилось?

Предательская слабость не оставляла шансов даже на попытку обойти брата. Костя не хотел демонстрировать это Богдану и, сделав вид, что хочет посмотреть в окно, присел на широкий подоконник. На самом деле его не держали ноги.

— У нас по-прежнему всё отлично и между нами полное взаимопонимание и равноправие?

— Так и есть.

— Да что ты говоришь!

Костя бросил взгляд в окно и кивнул сам себе. Перед домом, невдалеке от любимых розовых клумб матери, прогуливались охранники, которых притащил Богдан.

— Сам факт наличия тех ребят во дворе доказывает обратное. Сколько ты им платишь, чтобы они стерегли меня?

Собственная язвительность не нравилась и самому Косте. Совсем недавно ему была абсолютно чужда подобная манера говорить, и от осознания этого становилось противно и горько на душе.

— Раз уж ты не собираешься опять ложиться, тебе надо поесть, — словно ничего не слыша, невозмутимо сказал Богдан. — Что ты хочешь?

— Ты издеваешься? — медленно покачал головой Костя. — Я не хочу есть. Я хочу выйти из дома. Или это мне теперь уже никогда не светит?

Богдан молчал. Его лицо вдруг застыло, и Костю пробрала холодная дрожь.

— Ты меня вечно взаперти держать будешь? — слишком тихо для того, чтобы его голос можно было считать нормальным, спросил он.

— Конечно, нет.

Богдан пожал плечами и словно очнулся от своего ступора.

— Поклянись, что не наделаешь глупостей. Никаких вообще. И я тебе поверю.

— А когда я смогу тебе поверить? — вырвалось у Кости, и его голос невольно задрожал. — Ты ведь уже не раз обещал, что не обидишь меня.

— Не обижу. Как я могу?

Теперь дрогнул и голос Богдана. На какое-то мгновение у него вдруг стал совершено беззащитный вид, словно с его лица слетела маска непроницаемости. Он выглядел бы совсем обычным, если бы не странное выражение, застывшее в серых глазах. Там была вина вперемешку с решительностью сделать что-то ещё, что-то ещё более серьёзное, чем всё, что было раньше, и это испугало Костю. Он поднялся с подоконника, даже не думая над тем, куда собирается идти, но не смог сделать и шага из-за очередного приступа кашля, сразу сложившего его пополам. Богдан мгновенно очутился рядом, чтобы поддержать. Он уже не обращал внимания на попытки брата отстраниться и осторожно усадил Костю на постель, начав гладить его по спине, прогоняя спазмы и помогая успокоить дыхание. Это помогло. Кашель постепенно стих, и Косте стало легче. Однако не на душе, где по-прежнему давила каменная глыба.

— Уйди, Богдан.

Костя хотел оттолкнуть брата. Хотел даже ударить, но не смог. И дело было не в слабости. Просто у него не хватило духу отказаться от тепла обнимающих его рук, ласкового прикосновения осторожных пальцев, горячего дыхания у затылка. Того, к чему он так быстро привык и чего ему уже не хватало как наркотика. Костя не понимал, как может чувствовать это сейчас, хотеть этого, несмотря на все последние выходки Богдана, но ничего не мог с собой поделать. Он беспомощно усмехнулся, радуясь, что брат не может прочитать его мысли.

— Какая же ты всё-таки скотина, — пробормотал он в плечо Богдану. — Абсолютно свихнувшийся жадный эгоист. Тебе на всё наплевать, кроме своих желаний.

— Не наплевать, — возразил Богдан. — На тебя не наплевать. Наоборот, я всё для тебя сделаю. Всё, чтобы тебя уберечь.

— От чего уберечь? — тяжело вздохнул Костя. — Ты опять про мои прыжки со скал? Да ты совсем параноик, брат. Я не разобьюсь только потому, что ты этого боишься.

«Рано или поздно разобьёшься», — подумал Богдан, вспомнив рассказ Михаила про крылатых оборотней, которые всегда жили на грани риска, осознанно подталкивая себя к гибели. Да, Костю тоже ждала подобная участь. Если, конечно, его старший брат вовремя не вмешается и не сделает всё возможное, чтобы предотвратить вполне вероятную трагедию.