Черное солнце

Голландец с удовольствием повторил это выражающее суть явления русское слово — повторил очень неплохо, можно сказать, даже очень хорошо.

* * *

Шум бара, в котором сидел Карл, и вместе с ним вольный веселый воздух Амстердама растворились в трубке без следа. И снова подступила звенящая тишина малолюдного городка П., нарушаемая лишь шорохом падающих листьев.

Стайка гусей, переваливаясь, важно, как «группа товарищей», прошла мимо сидящей на скамейке Светловой.

Всюду жизнь…

* * *

Звонок из Амстердама раздался через час.

— Аня!

— Да, Карл, миленький, я тебя слушаю!

— Аня, он говорит, что это было вечером…

— Вечером?

— Да, вечером, часов в девять.

— Точно?

— С чего бы ему врать? А к посетителям кафе-шопов наш саксофонист не относится.

— Понятно. — В кафе-шопах Амстердама, как известно, подают не кофе, а марихуану.

— Хорошо, Карл, милый, большое тебе спасибо!

— Приезжай в гости!

— Ох! Во всяком случае, спасибо за приглашение!

* * *

Аня бегом, распугивая гусей, вернулась в дом Фокиной.

— Аля! Если можно… Я бы хотела взглянуть на ваши билеты.

— Вы мне не верите?

Фокина чуть брезгливо по отношению к ее недоверию — ну да ладно, сыщики все стерпят! — протянула билеты.

Аня с замиранием сердца взглянула на проставленные в них даты и время вылета…

Рейс обратный из Амстердама… В шесть вечера!

То есть когда некто, чрезвычайно похожий обличьем на Женщину в белом (и тоже в белом — куртка с капюшоном!), с кем Крам разговаривала по-русски, находился в садике на барже, Фокина уже сидела в самолете.

И не верить этому было нельзя. Доказательство тому — не слова, а документ. Билет! Использованный! И он подтверждал, что именно Аля в такое-то время, в таком-то часу уже находилась в воздухе, а отнюдь не в садике на барже!

Спасибо Карлу!

* * *

Итак, повторим пройденное, потому как известно, повторенье…

«Женщина в белом», Аля Фокина, анализирует, что случилось с нею, и в поисках истины, поскольку уже обречена, объезжает всех, кто кажется ей причастным к событиям в Октябрьском-27. В том числе Крам.

Еще раньше из ее письма Марион Крам узнает о том, что случилось. Вирус проснулся. Люди из Октябрьского-27 умирают от непонятной болезни.

Сама Марион в свое время избежала заражения вирусом, поскольку работала всего-навсего продавщицей в магазине, а не в лаборатории. Но она была любовницей Тегишева, тогда еще молодого, делающего карьеру военного… И, возможно, он был откровенен с нею в те времена. Возможно, поделился с нею своими огорчениями после того, как на объекте случилось ЧП.

И она больше других понимала, что же теперь происходит.

Итак, оказалось, что «женщина в белом» Аля Фокина всего лишь виделась с Марион Крам.

Но некто, говорящий по-русски и тоже в белой куртке с капюшоном, побывал у Марион Крам позже.

И все-таки убил ее. Кто это был — мужчина, женщина?..

Глава 11

«Вот чего не имеет право делать бывший возлюбленный — неверный возлюбленный! — так это появляться, пусть и много лет спустя, с такой сияющей, довольной улыбкой…» — Маша Крамарова, она же Марион Крам, хмуро рассматривала фотографию в газете.

То есть нет, конечно. Она нисколько не мстительна. Конечно, пусть неверный возлюбленный живет себе и дальше. Но выглядеть он обязан при этом значительно скромнее! Глаза должны быть опущены долу; грустное, желательно даже несчастное лицо. То есть чтобы было ясно: он прожил жизнь без нее, без Маши, и эта жизнь не удалась!

Бросил — да. И пусть! Предал, уехал, оставил. Со всем этим можно со временем свыкнуться и даже простить. Но узнать, что он нисколько об этом не пожалел ? И без нее неплохо прожил жизнь ? Ив общем-то, получается, оказался прав, что бросил, предал и уехал?

Узнать обо всем этом было, разумеется, выше всяких сил даже самой ангельски терпеливой и доброй женщине. А Маша Крамарова никогда к таким себя не относила.

Она не видела его много лет. Иногда ей казалось, что даже и не вспоминала.

Разумеется, это было не так.