— Я же говорил, — говорит Яник, расхаживая взад-вперед. — Теперь вы скучные, обычные вампиры. Заслуга Макты. Твой отец потратил много времени и заключил множество сделок, чтобы сделать их такими. Все говорили, что монстров невозможно приручить, и, честно говоря, Солон, я сам в это не верил. В конце концов, мы оба знаем, каково это — жить с монстром. Мы по-прежнему держим своих внутри. Но твой отец доказал обратное. По его словам, это его величайшее творение. Конечно, медленный процесс, но, будь уверен, скоро появятся и другие.
— У Скарде проблемы со мной. Ленор тут не при чем, — натянуто произносит Солон, все еще пытаясь вырваться из крепкой хватки. — Отпусти ее. Делай со мной, что хочешь, не трогай ее.
Яник издает недовольный смешок.
— Ты не нужен отцу, Ставиг, извини, что разочаровываю. У него есть Калейд, только он ему нужен. Я знаю, больно, что тебя отвергли в пользу незаконнорожденного сына, а он всего лишь наполовину вампир! Но ты для него никто. Ни капли не опасен. Это тебя бесит больше всего, да? Что отец тебя не боится. Ох, твое эго, должно быть, разбивается вдребезги.
Но я знаю, что Солон не слушает Яника.
Он слушает меня.
Даже когда он смотрит на Яника, я чувствую, как он мысленно тянется ко мне.
Я отказываюсь позволять ему сожалеть, еще рано.
Я чувствую его замешательство, его нерешительность.
Он прав. Почти.
Он сглатывает, пока Яник болтает о чем-то своем, пытаясь донести до него всю эту историю с «отцовскими проблемами».
Я пристально смотрю на него, пытаясь заставить слушать.
Он украдкой бросает на меня быстрый взгляд, когда Яник занят остальными, и слегка качает головой.
Он с трудом сглатывает, сжав губы в тонкую белую линию.
Еще одно печальное покачивание головой.
Он отводит взгляд, пытаясь смириться с тем, о чем я прошу. Тишина заполняет пространство между нами, даже несмотря на то, что Яник все еще говорит.
Боль отражается на его лице, невозмутимый фасад рушится.
По страданию в его голубых глазах я понимаю, что поставлено на карту. Несмотря на то, что чувствую внутри, несмотря на то, что я пережила в детстве, есть шанс, что я не выживу. Я правда прошу его поджечь меня, как бензин. Я могу сгореть заживо.
Я могу умереть.
О, черт.
Солон меняет позу, и мой взгляд опускается на его пальцы, удерживаемые в положении щелчка.
Его челюсть сжимается, губы кривятся в улыбке.
О боже, он только что Захансолил29 меня.
— Давай! — громко кричу я, не оставляя ему выбора.
Яник вытягивается по стойке смирно, поворачивается и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, затем быстро направляется в мою сторону.
Голос Солона звучит у меня в голове:
Затем сводит пальцы вместе.
Я закрываю глаза, представляя огонь, пытаюсь стать огнем, и чувствую, как искры касаются моей кожи, поднимаются все выше и выше, из темного колодца, призывая магию, черную или светлую, любую, чтобы спастись, попытаться вспыхнуть.
Что-то внутри меня бурлит с огромной силой, и глубокий, незнакомый голос в голове спрашивает:
Я думаю о словах Солона, о том, что пламени свечи нужно легкого дуновение, чтобы оно горело ярко, и отвечаю на зов.
Затем колодец внутри меня воспламеняется, улавливая искру Солона, и резко мое тело охватывается пламенем.
Я вся горю.
Я — огонь.
Который разгорается сильнее.