Сам он по этому поводу вспоминает следующее: «Ситуация с моим заключением достаточно смешная, ясно, что это, возможно, было ошибкой с моей стороны. Дело в том, что когда начались репрессии против «Патриота Украины» в 2011 г., то мне не могли приписать серьезных сфабрикованных статей и дел, как «Васильковским террористам» или «Оборонцам Рымарской» в Харькове, но на меня собрали досье по другим делам. Как правило, это статьи про мелкое хулиганство, то есть драки с милицией, противодействие политическим оппонентам и подобные вещи. Это не тяжкие статьи, но их оказалось достаточно, чтобы открыть криминальное дело. Полгода мне пришлось провести в бегах, но за полгода меня нашли и поместили в харьковское СИЗО, и я там просидел четыре месяца. Это было в 2012 г. Так как эти дела были не тяжкими, то через суд удалось добиться освобождения на поруки народных депутатов. В 2013 г. я был на свободе, но в достаточно подвешенном состоянии. Когда я принимал участие в разных политических мероприятиях, то мне сразу следовали сигналы, что всё это может плохо закончиться. Понятно, что когда я принял участие в событиях первого декабря, власть должна была среагировать. Но проблема в том, что у меня уже закончилось слушание дела, в конце декабря должно было состояться последнее заседание, где не могло быть другого приговора, кроме условного термина. Я приехал на этот последний суд, но они сделали достаточно интересный ход — вместо того, чтоб вынести приговор, они рассмотрели апелляцию пострадавших политических оппонентов о том, что я будто бы представляю какую-то опасность, и меня закрыли в тюрьму. Они поняли, что не могут зачитать мне приговор, потому что это меня юридически освобождало, поэтому меня закрыли в тюрьму. Я с конца декабря и до конца революции вынужден был наблюдать за событиями из-за решетки. С одной стороны — это беззаконие, но ведь накануне меня предупреждали, что вообще не стоит туда ехать и пытаться что-то решать через юридические механизмы. Если бы это было в немного другое время, я бы не поехал, но это был уже конец декабря — это была позиционная борьба, революционное напряжение спало, официальная оппозиция держала руку на пульсе и революционной обстановки тогда не было. С моей стороны это была ошибка, нельзя было рассчитывать, что произойдет что-то хоть приблизительно в рамках закона»[98]
.