Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ)

Игнаций довольно-таки редко покидал пределы огромного, разросшегося далеко за прежние границы восьмивратного города Бенну, а потому внезапное появление его в Ром-Белиате не сулило ровным счетом ничего хорошего. Этот желчный человек с разными глазами был печально знаменит склонностью к скандалам и готовностью публично заклевать любого, кто ему неугоден. Вот и сейчас по просьбе главы Золотого ордена на высоком приеме у Триумфатора собрался расширенный состав Совета старейшин, в который входили — помимо светлейших потомков древних династий Лианора — представители всех семей родовой знати Совершенных.

Судя по всему, верховный жрец храма Полуденного Солнца намеревался устроить настоящее судилище, призвав к ответственности не кого-нибудь, а самого Великого Иерофанта!

— Неужели? — опасно сузил глаза Игнаций, и раскатистый голос его прозвучал с почти не скрываемой угрозой. — Значит, и я имею то же право — лишить жизни любого неполноценного?

— Конечно, имеешь. — Общение среди благородных господ происходило на Высшей речи ли-ан, которая, постепенно сдавая позиции, переходила в категорию тайного и церемониального языка. Даже говоря на стандартном языке, Учитель слегка тянул гласные, как это было заведено в певучей речи Лианора. Элиар давно уже привык к этой приятной особенности произношения, благодаря которой слова наставника звучали как музыка, даже когда тот бывал недоволен. Даже когда медовый голос Совершенного наполнялся мелодичными обертонами насмешек и утонченных издевательств. — Таков закон первородства, который известен всем.

Выходец из Великих степей задумался. Сложно представить, чтобы кто-то, находясь в здравом уме, посмел выразить недостаточно почтения Красному Фениксу Лианора, при одном упоминании которого людей охватывает священный ужас. Скорее всего, Учитель устроил показательную порку, чтобы немного ослабить положение храма Полудня, который — по причине всё возрастающего количества учеников с солнечным золотом в крови — в последнее время неуклонно набирал силу и политический вес. Влияние же храма Заката, напротив, постепенно слабело.

Погибшие были личными учениками Золотой Саламандры, а значит, имели наибольший потенциал и в перспективе могли сравняться в могуществе со своим учителем. Такие сильные жрецы в рядах соперников представляли осязаемую угрозу благополучию Красного ордена.

Не исключено также, что то была намеренная провокация, чтобы вывести Игнация из себя и вынудить на ответный ход. Сказать наверняка затруднительно: замыслы мессира обычно слишком туманны, чтобы их можно было легко понять и трактовать однозначно.

На удивление, в критический момент возникновения конфликта Элиара не оказалось рядом — Учитель ездил в Бенну один. Что еще раз подтверждает мысль о том, что всё было задумано заранее, и Красный Феникс не желал без надобности подставлять под удар Второго ученика, которого обычно везде таскал с собою. За минувшие три года службы в храме Элиар успел достаточно изучить характер и повадки Учителя, чтобы понять, что тот ничего не делает просто так и никогда не идет на поводу у эмоций.

Три года. Очень долгий и одновременно очень краткий срок для человеческого сердца.

С течением времени кочевник постепенно привык к красивой и изысканной жизни в Ром-Белиате, приобрел безупречные манеры и, изучив блистательную историю Лианора, начал гордиться ею с поистине верноподданической преданностью. Детские воспоминания как будто отодвинулись, отдалились, но не выцвели: если начать перебирать их, как самоцветы, оказывались такими же яркими и щемящими. А потому было лучше сознательно не трогать памяти, не касаться прошлого. Тогда мало-помалу он перестанет чувствовать себя не дома, чувствовать себя чужим. Тогда одиночество пройдёт и он привыкнет, как и сказал на прощанье отец.

Красный Волк старался не слишком давать волю сердцу, не бередить лишний раз ран былого и несбывшегося. Он приучился не то что не говорить — не думать на родном языке, вслух также общаясь исключительно на стандартном и, когда положено, переходя на Высшую речь ли-ан. Но в переменчивое межсезонье, когда самые жаркие дни года подходили к концу, а ночи становились длиннее и прохладнее, воспоминания о покинутом доме сами собой просачивались в его новую реальность.

Вот и сейчас — в Великих степях, наверное, уже зацвел тёмно-синий вьюнок, символизирующий окончание лета. Этот скромный цветок не снискал популярности в утончённом Ром-Белиате, однако в садах Красной цитадели для нужд храма были высажены самые разные растения. Элиару доводилось встречать здесь и живые изгороди, пышно оплетённые вьюнком, что безмерно радовало взгляд кочевника. Будучи сорванным, вьюнок стремительно увядал, становясь напоминанием о зыбкости свободы и невозможности удержать ее в своих руках.