Черное танго

— Прости меня. Вижу, что причинила тебе боль, но клянусь, это получилось нечаянно. Ты — жертва, как тысячи других, которых они искалечили…

— Отто был не такой, как они!

— Знаю, но он виноват вместе с остальными…

— Нет, он был добрый и не мог никому причинить зла!

— Он был немец!

— Остановитесь, девочки, — вмешалась Альбертина. — Вам обеим надо попытаться забыть прошлое.

— Забыть?.. — воскликнули обе разом.

— Да, забыть. Нельзя жить, постоянно пережевывая свои горести. Ты, Франсуаза, должна думать о сыне, а ты, Леа, отвечаешь за Шарля. Ради этих невинных детей вы должны сделать все, чтобы забыть. Это не только ваш долг, это — единственное разумное решение.

Пока тетка говорила, перед глазами Леа стояла Сара с невидимым ребенком на руках. Она зажмурилась и до боли сжала кулаки.

— Тетя Альбертина права. Ни к чему погружаться с головой в грустные воспоминания. Надо сделать над собой усилие. Я помогу тебе, Франсуаза, а ты мне.

Плача и нервно смеясь, сестры обнялись.

И вновь настали ясные дни — как в природе, так и в отношениях между обитателями Монтийяка. На семейном совете было решено, что Альбертина и Лиза будут жить в большом доме на втором этаже, где для них будут обустроены удобные комнаты, и что они без промедления дадут объявление о продаже домика в Лангоне. Не прошло и недели, как появился покупатель — молодой врач, желавший обосноваться невдалеке от родителей-пенсионеров, живших в Вилландро. Продажа домика принесла определенный достаток всей семье, позволила приобрести кое-какой инвентарь для виноградника, а также новый маленький грузовичок и подержанную легковую машину. В начале лета сестры де Монплейне не без грусти перебрались на постоянное жительство в Монтийяк. Лиза предпочитала, как она выражалась, «жить в городе», подразумевая под этим Лангон, что неизменно вызывало смех у Леа.

— Не волнуйся, милая тетя, я буду возить тебя за покупками в магазины Бордо, — утешала она старушку.

Пожилая модница и вправду успокоилась, услышав такое обещание. Альбертина же, не знай она о своей тяжелой болезни, никогда не согласилась бы на переезд из одного только опасения стеснить племянниц. Однако больше всего на свете она боялась оставить одну-одинешеньку свою ненаглядную и простодушную Лизу после ее, Альбертины, смерти. Не сказав никому ни слова, она купила участок на кладбище в Верделе недалеко от могилы Тулуз-Лотрека и от места захоронения Изабеллы и Пьера Дельмасов. Эта скромная и скрытная женщина готовилась в последний путь с единственной заботой: свести к минимуму хлопоты близких и любимых ею людей по ее погребению. Она хотела уйти из жизни со свойственным ей достоинством.

Каждый день Леа поджидала на пороге почтальона, но время шло, а от Франсуа не было никаких известий. Наконец, как-то утром ей вручили помятый конверт с множеством марок и штемпелей. Письмо было отправлено из Аргентины три месяца назад.

Леа бегом спустилась к террасе и, усевшись на металлическую скамью, на которой любил по вечерам отдыхать отец, нетерпеливо разорвала конверт.

«Буэнос-Айрес, 6 марта 1946 года.

Мой нежный ангел!