Черное танго

После карантина, наложенного освободителями, отец Анри вместе с Жаном был отправлен обратно во Францию. Сильно ослабевшие, они провели два месяца в одном из домов отдыха Савойи, после чего вернулись, наконец, к своим. За время отдыха молодые люди подружились. Поскольку состояние здоровья не позволяло отцу Анри вести суровую жизнь монаха-капуцина, церковные власти дали ему разрешение покинуть монастырь и занять место помощника кюре в церкви Сен-Мишель в Бордо. Сразу же по приезде на место он позвонил своему новому другу, которому буквально накануне удалось разыскать близких. А когда он впервые приехал в Вердере, явились жандармы и объявили мадам Лефевр, что на следующий день состоится эксгумация тела ее сына Рауля. Тогда Жан сообщил матери и другу об обстоятельствах гибели брата.

Несмотря на то, что страшные сновидения приходили почти каждую ночь и отнимали все силы, Леа старалась с наступлением утра гнать от себя ужасные картины, оживавшие в сознании во время сна. Присутствие Франсуа, его нежность, его ласки, часы, отданные любви, мало-помалу подготовили поворот в ее сознании. Она, конечно же, не могла и никогда не смогла бы все забыть, но жажда жизни постепенно брала верх над всем остальным.

Двухнедельный отпуск, предоставленный мадам де Пейеримоф, подходил к концу. Леа должна была возвратиться в штаб-квартиру Красного Креста в Париже. Поспевал виноград, и сестры Леа заключили договор с соседним землевладельцем, чтобы обеспечить первый после освобождения сбор винограда. Благодаря денежной помощи Франсуа Тавернье было нанято около тридцати сборщиков, в основном пленных немцев. С болью в сердце Леа покидала все, что успела вновь полюбить после разлуки. Две недели, проведенные в Монтийяке, вселили в нее веру в возможность все начать сначала.

День, когда Леа в сопровождении Франсуа должна была уезжать в Париж, был таким солнечным и теплым, а ее спутник — таким веселым и беззаботным, что, казалось, они вдвоем уезжали в отпуск.

По приезде Леа тотчас же явилась в штаб-квартиру Красного Креста, чтобы предстать перед мадам де Пейеримоф. К своей большой радости, она встретила там недавно приехавших из Берлина Клер Мориак и Жанину Ивуа. Девушки бросились обнимать друг друга и так громко и весело смеялись, что заставили мадам де Пейеримоф выйти из кабинета.

— Что здесь происходит? Успокойтесь, пожалуйста! Что подумают наши американские подруги о своих французских коллегах?

— Не журите их, дорогая! Смех в их возрасте — это абсолютно нормально, — произнесла с сильным американским акцентом высокая и красивая женщина, появившаяся в дверях кабинета.

— Лорин, позвольте представить вам троих из моих девушек. Они выглядят взбалмошными, но на самом деле — это первоклассные сотрудницы, сочетающие в себе мужество с милосердием и способностью хорошо трудиться. Как говорится, в голове ветер, а в груди золотое сердце. Они любят хорошо выглядеть, но стойко переносят и холод, и грязь; любят вкусно поесть, но всегда поделятся с другими своим скудным пайком. Все трое приехали из Германии и должны снова отправиться туда. Дорогие мои, познакомьтесь! Это — Лорин Кеннеди.

— Они говорят по-немецки? — спросила американка.

— Леа Дельмас, кажется, говорит. У вас ведь была кормилица или гувернантка, которая обучила вас немецкому языку? — обратилась мадам де Пейеримоф к Леа.

— Не совсем так. Она рассказывала нам сказки, пела песенки и читала стихи по-немецки, но из этого еще не следует, что она обучила нас языку. Она эльзаска и…

— И что? Можно быть эльзасцем и одновременно добрым французом. И притом говорить на своем родном языке.

— Разумеется, если этот родной язык — немецкий, — сухо проговорила Леа.

Ее жесткий тон покоробил мадам де Пейеримоф. Она была удивлена, но ничего не сказала, а только строго посмотрела на Леа.

— Так вы говорите по-немецки? Да или нет?

— Говорю, но плохо, зато довольно хорошо понимаю.

— В таком случае, с разрешения мадам де Пейеримоф, — сказала Лорин Кеннеди, — вы поедете со мной в Нюрнберг.

— В Нюрнберг?

— Да. Именно там будет вестись процесс над военными преступниками.

2

Для Сары кошмар все еще продолжался.