Черное воскресенье (др. перевод)

Воротник сорочки резал Кабакову шею. Ощущение было такое, будто его душат. Он задержался перед дверью конференц-зала, чтобы взять себя в руки. Возможно, ему предстоит встреча с военным атташе, который зачитает ему приказ об отправке в Израиль. И он, Кабаков, ничего не добьется ни криком, ни руганью. Что же все-таки имел в виду Телл? О каком «согласии» он говорил? Ну что ж, если придется возвращаться в Израиль, честное слово, он туда вернется. И партизаны в Сирии и Ливане будут молить Бога, а может, дьявола, чтобы он снова отправился в Штаты.

Кабаков отворил дверь. Худощавый человек обернулся к нему от окна.

— Входите, майор Кабаков, — сказал министр иностранных дел Израиля.

Через пятнадцать минут Кабаков снова стоял в коридоре, тщетно пытаясь скрыть улыбку. Посольская машина доставила его в аэропорт. Он подошел к стойке компании «Эль-Аль» в аэропорту Кеннеди за двадцать минут до отлета регулярного рейса 601 Нью-Йорк — Тель-Авив. Маргарет Лидз Финч, корреспондентка «Нью-Йорк таймс», крутилась около стойки. Она засыпала его вопросами, пока он сдавал чемодан и проходил через металлоискатель. Он отвечал вежливо, но односложно. Она бежала за ним до выхода из накопителя, размахивая репортерским удостоверением, и дальше, по рукаву — до самой двери самолета, где ее вежливо, но твердо остановили сотрудники службы безопасности «Эль-Аль».

Кабаков проследовал через салон первого, потом туристического класса, в конец — к буфетной, куда как раз загружали контейнеры с горячим обедом. Улыбнувшись стюардессе, он шагнул через раскрытую дверь на подъемную платформу грузовичка, доставлявшего к самолету продукты, платформа пошла вниз, и грузовичок вернулся в гараж. Кабаков вылез и сел в машину, где его уже ждали Корли и Мошевский.

Официально Кабаков был отозван из Соединенных Штатов. Неофициально он туда вернулся.

Теперь следовало быть максимально осторожным. Если он совершит ошибку, Израилю придется довольно туго. Интересно, думал Кабаков, о чем они там говорили, на завтраке в посольстве, — министр иностранных дел Израиля и госсекретарь США? Разумеется, ему никогда не узнать деталей. Но ведь ясно, что беседа длилась довольно долго. Инструкции, которые он получил, ничем не отличались от прежних: остановить арабов. Его группу отозвали — кроме Мошевского. Кабаков должен был сотрудничать с американцами как советник «ex officio».[37] Он был уверен, что последняя часть инструкций не обсуждалась за завтраком: если будет необходимо не только советовать, но и действовать, он должен позаботиться о том, чтобы не было недружелюбных свидетелей.

По дороге к Манхэттену в машине царило напряженное молчание.

В конце концов его нарушил Корли:

— Мне жаль, что так получилось, старина.

— Я вам не старина, старина, — спокойно ответил Кабаков.

— Таможенники видели этот кусок взрывчатки и устроили вопеж: им во что бы то ни стало надо было, чтобы мы допросили всю эту чертову команду. Пришлось устроить допрос. И арестовать Фаузи.

— Да ладно, Корли. Я ведь здесь для того, чтобы помочь вам, старина. Лучше взгляните на это. — И Кабаков протянул ему одну из фотографий, которые он получил в лаборатории посольства. Еще сырую.

— Кто это?

— Мухаммад Фазиль. Вот досье, почитайте.

Корли присвистнул:

— Мюнхен! Почему вы так уверены, что это именно он? Экипаж «Летиции» не захочет его опознать. Им это настоятельно посоветовали, уж будьте уверены.

— А им и не надо его опознавать. Вы дальше почитайте. Он был в Бейруте на следующий день после нашего рейда. Надо было захватить его вместе с другими, но мы не ожидали, что он тоже там. На щеке у него — шрам от пули. У ливанца на сухогрузе тоже был такой шрам. Фаузи сказал.

Фотография была сделана в каком-то кафе в Дамаске, при плохом освещении, и не отличалась четкостью.

— Если у вас есть негатив, мы можем ее подправить — на компьютере в НАСА, — сказал Корли. — Так же как они увеличивают снимки с «маринеров».[38] — Корли помолчал. — Кто-нибудь из госдепартамента разговаривал с вами?

— Нет.

— Но ваши-то ведь разговаривали?

— Корли, «наши» всегда со мной разговаривают.

— О том, чтобы вы работали только через нас. Вам должны были разъяснить, что вы будете помогать с разработкой, а действовать мы будем сами, точно?

— Точно. Уж будьте уверены, старина.

Корли подвез Кабакова с Мошевским к зданию консульства. Они подождали, пока машина не скрылась из вида, и отправились на такси к Рэчел.

— Корли же все равно знает, где мы живем, разве нет? — спросил Мошевский.

— Конечно. Просто я не хочу, чтобы этот сукин сын думал, что имеет право появляться там, когда ему заблагорассудится, — ответил Кабаков. Отвечая, он вовсе не думал ни о Корли, ни о квартире Рэчел. В мыслях у него был Фазиль, Фазиль, Фазиль.