Черное зеркало

Какие дела за все это время происходили в квартире, когда его не бывало дома целыми днями, где и с кем встречалась, якшалась его жена, — теперь об этом Игорь мог лишь бесконечно и безрезультатно гадать. Да он порой и рад был этому, потому что ее увлечения развязывали ему руки и давали возможность для встреч с Илоной. И если уж совсем начистоту, то и не только с ней…

В душе Игоря шевельнулось неведомое ранее чувство вины перед Ларисой. Словно он забросил ее. Не уследил. Не уберег… Но теперь это не имело никакого значения.

Единственное, что сейчас действительно имело значение — и в чем он был совершенно уверен, — так это то, что интересующая кого-то видеокассета до сих пор не находилась в заинтересованных руках. И вместе с тем росла уверенность в том, что внезапная черная полоса жизни не только не собиралась смениться светлой полосой, но, наоборот, еще только-только надвигалась на него.

И тем не менее, несмотря ни на что, в душе назревал какой-то злой, спортивный азарт.

«Я найду тебя, сволочь! — подумал Игорь. — И уничтожу, как бешеную собаку!..»

Глава 4

На следующее утро Игорь вышел из дому и вскочил в свою «восьмерку», которая уже дня три скучала на приколе во дворе дома, терпеливо дожидаясь хозяина.

«Слава Богу, не успели обнести», — подумал он, беря курс на свою контору.

Минут через двадцать был уже на месте. Не вдаваясь в подробности, приветственно махнул ребятам и поднялся на второй этаж, к Барину. Тот с нетерпением ждал его.

— Всех к чертям! — бросил он Марине, сидевшей за машинкой и со жгучим любопытством пожиравшей Игоря большими черными глазами. Было заметно, что она еле сдерживалась, чтобы не наброситься на него с кучей вопросов. Дверь плотно закрылась. Не удовольствовавшись этим, Барин запер ее на ключ.

— Давай, Игорек, выкладывай. Кое-что уже сам знаю: вчера следователь приходил, о тебе расспрашивал. И клиентами интересовался, которые тебя на работе видеть могли. Так что вот такие дела… В голове не укладывается. Черт знает что такое…

Барин нервничал и даже не пытался скрыть этого. Подошел к шкафчику, достал пузырь коньяку, налил на двоих:

— Давай треснем пока…

Барин, то есть Алексей Кириллович, происходил из славного поколения шестидесятников. Высокий, крупный. Лицо еще в молодости обветренное во всевозможных романтических экспедициях по тундре и тайге. Взлохмаченная седая грива, бородка под Хемингуэя, большие роговые очки. Некая странная помесь администратора и художника.

Из музыки признавал только Эллу Фитцджеральд, Пресли и «Битлз». Из наших с упоением слушал Визбора, Высоцкого. И почему-то особенно любил Клячкина. И когда тот погиб, Барин объявил траур и надрался в одиночестве. В компании сам хватался за гитару и проникновенно пел задушевные туристские песни тех лет…

Любил рассказывать о годах своей, уже далекой, юности. О том, как в переходах Гостиного покупали из-под полы самопальные пластинки «на костях», а потом в компании крутили их на радиоле за бутылкой дешевого портвейна. С умилением вспоминал свой первый переносной магнитофон «Романтик» и о том, как белыми ночами в широченных, с замысловатыми складками клешах бродил с друзьями по набережным. И как однажды комсомольцы-дружинники обкорнали тупыми ножницами его роскошную битловскую шевелюру. И в своих воспоминаниях не забывал, конечно, самую элитную тусовку города — «Сайгон»…

В конце восьмидесятых Алексей Кириллович решил было, что наступило «их время». Носился по митингам, порой получая «демократизатором» по голове. Активно включился в кипучую деятельность «Народного фронта», упиваясь свежим воздухом долгожданной свободы…

Но после девяносто первого года поморщился. После девяносто третьего помрачнел. И, уяснив для себя, что все это политическое бульканье — не более чем банальная драчка за сытную кормушку, подался в близкий его сердцу лесной бизнес. А для души, или, скорее, ради забавы и следуя давнишним самиздатовским наклонностям, решил выпускать собственную газету, наконец-то реализуя давно подавляемое стремление хоть чем-то руководить.

Это была, собственно, и не газета в традиционном понимании, а так себе. Баловство.

В ней он не был ни главным редактором, ни меценатствующим спонсором. Он был хозяином. И временами случалось, довольно занудным и привередливым. Кто-то в раздражении за глаза назвал его барином. Так и закрепилось — Барин. И когда Алексей Кириллович случайно обнаружил, что у него появилось новое имя, то ничуть не обиделся, а только добродушно посмеялся…

Игорь в нескольких словах рассказал о случившемся, не забыв попутно упомянуть и о непредвиденной пьянке, оправдывая ее экстремальностью ситуации.

— Ничего, ничего… — пробормотал шеф. — Это-то как раз не самое страшное… Так ты полагаешь, что это не самоубийство? — озабоченно спросил он. — Ну а с письмом как же? Она же в нем ясно дала понять, что больше не хочет жить. И даже тебя в чем-то упрекает… Мне следователь его содержание передал.

— Да что там это письмо!.. Вот доказательство, Кириллыч. Глянь-ка! Вот из-за чего все это… — Игорь вытащил из сумки видеокассету и положил ее на стол.