Черное зеркало

– Говорят! Много чего говорят! Тебе самой-то оно помогло?

– Да не очень-то…

– То-то и оно!

Девица глубоко затянулась, выпустила облачко голубоватого дыма и понизила голос:

– Я тебе еще кое-что скажу… вроде бы я его узнала.

– Кого – инкуба?

– Ну а кого же еще? По-моему, это был санитар Вовчик со второго отделения.

– Да ты что!

– Я, конечно, на сто процентов не уверена, но мне так показалось.

– Тогда знаешь, что можно попробовать? Если днем его встретишь, сложи пальцы, плюнь ему под ноги и скажи: «Чур меня, чур, чур, чересчур, день-деньской и ночь темная…»

Договорить она не успела. Дверь снова открылась, и на пороге появилась здоровенная тетка в белом халате, должно быть, дежурная медсестра. Обе пациентки спрятали сигареты за спину и вытянулись по стойке «смирно». Тетка в халате сурово взглянула на них, принюхалась и прошипела:

– Чую, чую табачный запах!

– Это, Варвара Людоедовна, листья жгут! – пролепетала молодая.

– Сколько тебе раз, Незнамова, повторять – не Людоедовна, а Людвиговна! А насчет листьев можешь бабушке своей заливать! Уж как-нибудь я запах отличу! И вообще, листья еще зеленые!

– У меня, Варвара Людоедовна… извините, Людвиговна, нет никакой бабушки.

– Тем более! Все, Незнамова, Неплюева – марш в корпус, а то проведу дополнительный сеанс электротерапии!

Женщины испуганно переглянулись, пригорюнились и, ссутулившись, ушли обратно в здание.

Медсестра дождалась, пока они скроются, достала из кармана халата мобильный телефон, набрала номер и торопливо проговорила:

– Это я. Да, она самая. Я насчет того пациента, которого вчера Мафусаил привез. С ним все не так просто. Видимо, он уже имел контакт, причем с персоной очень высокого ранга. – Она немного помолчала, видимо, слушала инструкции, затем проговорила: – Все поняла. Сделаю. До связи.

Спрятав телефон, она снова повела носом, словно принюхиваясь, и скрылась за дверью.

Дверь с доводчиком медленно закрывалась.

Надежда еще не успела ничего подумать, а какая-то высшая сила уже бросила ее вперед. Стремительно выскочив из-за кустов, она подлетела к двери, схватилась за ручку и, прежде чем дверь закрылась, проскользнула внутрь корпуса.

Только оказавшись за дверью и прижавшись к ней спиной, она подумала: «Зачем я это сделала?»

Ответ не сразу, но все же пришел.

Конечно, важную роль сыграло то, что здесь, в этой клинике, находится Виталий, вернее, Сергей, которого безуспешно искала его подруга. Но гораздо важнее были подслушанные разговоры, которые разбудили в душе Надежды самое сильное ее чувство – любопытство.

Ведь на самом деле все ее расследования были продиктованы не столько стремлением помочь людям, попавшим в непростую ситуацию, сколько, за редким исключением, неуемным любопытством. Именно так утверждал Сан Саныч, который хорошо знал свою жену, ну или во всяком случае думал, что знает.

Однажды, в одну из очень редких семейных сцен, он вышел из себя и кричал, что любопытство – очень плохое и опасное качество и не доведет Надежду до добра! Любопытство сгубило кошку… Тут муж запнулся, потому что Бейсик, который сидел у него на руках и которому надоело слушать крики, внезапно цапнул его за палец. Надежда же ловко обернула инцидент в свою пользу. Во-первых, она обиделась, что ее назвали кошкой, во-вторых, внушила Сан Санычу, что если предрекать неприятности коту, то можно и сглазить. Муж и так дрожал над котом, сдувал с него пылинки, а тут вообще испугался. Тем более что Бейсик в кои-то веки встал на сторону Надежды и не разговаривал с хозяином два дня.

Инцидент был исчерпан, но в глубине души Надежда признавала, что муж был прав.

Так или иначе, но ради удовлетворения своего любопытства Надежда была готова на что угодно, на любой риск, на любые опасности. Поэтому, догадавшись, что за дверью клиники творятся подозрительные дела, Надежда поняла, что не успокоится, пока не выяснит все, что можно.

Она перевела дыхание и огляделась. От двери начинался длинный коридор, уходивший в глубину здания. По обеим его сторонам располагались многочисленные двери, на некоторых из них висели таблички с номерами.

Надежда тихонько пошла вперед. Поравнявшись с первой дверью, она приоткрыла ее и, стараясь не шуметь, заглянула внутрь.

За дверью находилась самая обычная на первый взгляд одноместная больничная палата. Возле дальней стены стояла металлическая кровать, на которой спал старик. Длинные седые волосы разметались по подушке, рот приоткрыт, и время от времени старик негромко всхрапывал.

Однако, приглядевшись, Надежда заметила в палате несколько странных деталей. На стене над кроватью висела связка чеснока, на прикроватной тумбочке, рядом с бутылкой из синего стекла, лежал грубо обтесанный деревянный колышек, а на полу вокруг кровати мелом была неумело нарисована пентаграмма.

Надежда сделала еще один шаг – и вдруг задела ногой натянутую над полом леску. Тут же с подоконника с жутким грохотом упала пустая кастрюлька.

Старик проснулся и резко сел на кровати.

Увидев Надежду, он переменился в лице, схватил с тумбочки синюю бутылку и принялся брызгать из нее на Надежду, приговаривая злым усталым голосом: