Черное Зеркало Предела. Изменение.

Вольфганг Шварц-Кениг, бывший обершарфюрер СС, не замечал ни смены дня и ночи, ни смены времен года… Прикованный к постели параличом вследствие ранения в спину - последняя пуля проклятого Бонке задела позвоночник - он не жил. Просто существовал. И то - только благодаря Руфи.

"Маленькой еврейской девочке" на поверку оказалось тридцать шесть лет. Она была потомственной ведьмой, целительницей и травницей. Обманчивую внешность Руфь унаследовала от матери вместе с Даром. До сих пор ей удавалось избегать встреч с немцами, но в этот раз не повезло…

Все это Руфь рассказывала Вольфгангу в первые дни, когда потерявшего все эсэсовца надо было просто заставлять жить.

Если бы не опрометчивая клятва, которую ведьма вытянула у немца шантажом, Вольф давно бы уже покончил с собой. Нашел бы способ и оборвал жалкое существование, только по недоразумению называющееся жизнью.

Но Руфь была непреклонна. И раз за разом ее темные глаза вытаскивали эсэсовца из бездны на грани небытия.

- Зачем? - как-то спросил он, когда она в очередной вечер пришла к нему спать.

У ведьмы с первых дней, еще когда прятались в подвале одного из домов в памятной деревни, появилась привычка спать рядом с Вольфом. Сперва - ради тепла. Потом - просто привыкла.

- Зачем - что? - тихо проговорила она, приподнимаясь на локте, и прожигая его взглядом своих невозможных глаз.

- Зачем возишься со мной? Только не надо про то, что ты мне обязана жизнью. Сама знаешь, я хочу умереть. Такое существование… как минимум, унизительно для воина.

- Гордый эсэсовец, - тихонько рассмеялась Руфь ему в шею. - Мужчина, воин - так что же ты говоришь о смерти? Недостойно воина сдаваться перед трудностями. Недостойно воина отступать прежде, чем его миссия будет выполнена. Это - недостойно. А бороться с болезнью, тем более - болезнью, которую можно победить - более чем достойно.

- Ты говоришь мне про эту загадочную миссию уже почти год, - простонал Вольф. - И я давно не верю в это. Что касается борьбы… Опять же, зачем? Обратно в СС меня не возьмут. Да я и сам не пойду.

- Мир огромен и еще не изведан тобою, - заметила ведьма, теснее прижимаясь к немцу - ночь была холодная.

- Да. Но мне он не интересен. Все, во что я верил, оказалось фальшивкой. Мне незачем жить.

- Посмотрим, - Руфь усмехнулась, пристраивая голову поудобнее на плеча Вольфа. - Обещай мне, что проживешь хотя бы до конца войны. Если за это время мы не поборем твою болезнь, то я сама тебя прикончу, чтобы не мучался. А если ты встанешь на ноги и сможешь опять нормально двигаться, то ты попытаешься все же найти свое место. Под этим или иным солнцем.

Эсэсовец равнодушно пожал плечами.

- Обещаю. Тебе стало легче? - нарочито грубо спросил он.

- Да. Ты всегда держишь свое слово, я знаю. Теперь мне будет спокойнее.

- Тогда спи. Я тоже хочу спать.

Спустя десять минут Руфь совершенно по-детски сопела ему в плечо. А Вольфганг еще долго лежал без сна, закрыв глаза, и пытался понять, зачем он еще жив.

Это был конец одна тысяча девятьсот сорок четвертого года. А потом страшные известия повалили одно за другим. Отступление германской армии, падение Берлина, самоубийство фюрера, капитуляция, и…

Нюрнбергский Процесс.

К тому моменту Вольф уже вставал при помощи ведьмы и даже передвигался по дому, в котором они жили - правда, не по лестницам, и только при помощи костылей.

Первые подробности из Нюрнберга он узнал из газет, неосторожно оставленных Руфью в прихожей. Бывший обершарфюрер, прочитав несколько советских и английских статей, был в бешенстве - победители писали историю на свой лад. Нет, он не забыл Бонке и его приятелей, он прекрасно понимал к тому моменту преступность национал-социализма в том виде, в котором он существовал, но обвинять в преступлении против человечества простых солдат, которые всего лишь исполняли свой долг, сражаясь за родину? Пусть неофициально, но тем не менее. В процессе денацификации отбирать и уничтожать у женщин, потерявших на этой жуткой войне отцов, мужей, братьев и сыновей то немногое, что напоминало о них - все награды, на которых были эмблемы Рейха, и тем более - свастика? А избиения и массовые убийства бывших солдат Германии русскими?

- Забудь о Рейхе, - советовала Руфь. - Это прошлое, и пусть оно в прошлом и остается. У тебя давно другая жизнь.

Вольф не спорил с рациональностью ее слов. Но… как он мог забыть то, что составляло смысл его существования на протяжении почти всей жизни?

Рейх, в том виде, в котором он существовал - преступен. И бывший эсэсовец с этим не спорил. Но он своими глазами видел, как отбирали у жившей через улицу от них фрау Эммы Железный Крест ее единственного сына - последняя память о юном штурмовике, погибшем еще в сороковом году. Он понимал, что победи в войне Германия - все было бы стократ страшнее. Но неужели победители не смогли сохранить достоинство?