Черное золото

— Братья! Сегодня нами будет судим и наказан один ив врагов нашей родины, великой федерации свободных штатов, безбожный большевик, развращающий тех, чье дело слушать и повиноваться. Вам известно, зачем основан могучий клан — союз настоящих американцев. Наша задача — борьба за правду, борьба за права честных людей, борьба против призрака красной опасности. В последние дни нами были справедливо осуждены три бунтовщика, восставшие против закона. Но вина сегодняшнего подсудимого еще больше. Он не удовольствовался тем, что погубил свою родину, он приехал сюда смущать и развращать наших рабочих. И еще одним углубляется его вина — при аресте он сопротивлялся и убил троих наших братьев! — Председатель помолчал несколько секунд и повернулся к краю стола — к человеку с толстыми книгами.

— Секретарь! Какое наказание за такие проступки предусматривает Великий Закон клана?

Спрашиваемый — высокий сутуловатый человек, вытянувшись над столом, заговорил визгливым, тонким голосом.

— Брат-председатель! Этот человек сопротивлялся и сеял зло. По 23 статье второго тома Великого Кодекса Клана, он подлежит смерти через сожжение.

Секретарь сел. По рядам пробежал тихий шепот и легкое движение. Снова заговорил председатель.

— Брат-секретарь сообщил нам, что говорит справедливость. Братья! Достоин ли обвиняемый такого наказания?

Все фигуры дважды медленно наклонили головы в знак согласил и одобрения.

Председатель обратился к Краснову:

— Обвиняемый. Приговор над тобой произнесен. Он будет исполнен в течение двенадцати часов. Что ты хочешь сказать в своем последнем слове?

— Комедианты! — Краснов задыхался и извивался на полу от бессильного бешенства. — Проклятая накипь буржуазного строя! Бросьте ваше идиотское шутовство! И знайте: вы убьете меня, но то, за что я борюсь, скоро уничтожит вас всех. Вы последние остатки буржуазного мира! Вы падаль!..

Ему не дали договорить. Несколько сидящих в первом ряду сразу бросились на него и обмотали его голову плотной белой тканью. Затем, схватив за ноги и за одежду, его потащили вон из комнаты.

11. Комната смерти

Некоторое время все сознание Краснова сосредоточивалось в одной острой, ранящей боли — его тащили по коридору и каждый толчок и поворот резким ударом отзывался в его истерзанном теле. Затем мучения прекратились — его оставили. Звякнул дверной замок и наступила полная тишина.

Перекидываясь с боку на бок, Краснов освободил, наконец, голову от обматывающей ее тряпки и осмотрелся. Он был в продолговатом каменном чулане, освещенном электричеством. В глубине находилось нечто вроде железного очага, обнесенного невысокой прямой решеткой. Над местом для дров в стену были вделаны две длинные цепи со стальными наручниками на концах. Под этим местом стена была сильно закопчена. Выше виднелись глубокие ссадины, похожие на следы от револьверных пуль. Краснов понял, что это был усовершенствованный средневековый костер для грешников — на этом костре предстояло сегодня умереть ему.

Ближе ко входу со стены свисало несколько простых цепей для приковывания пленников; напротив стоял широкий металлический стул с медным колпачком сверху и системой сложных проволок вокруг — электрическое кресло — излюбленное орудие американской казни. Это была комната пыток, последний этап для несчастных, попавших в лапы ку-клукс-клана.

Краснов шевельнулся снова. Узлы веревок были связаны артистически — не представлялось никакой возможности развязать их. Да и стоит ли? Он слишком измучен. Нет, если он и не сможет выйти отсюда, все-таки это поможет ему спастись от ожидаемого рода смерти. Да, кроме того, он должен спастись — его ждут Стачечный комитет, тысячи рабочих. Он должен быть с ними до конца.

Краснову ясно вспомнились почти забытые происшествия и приключения, которыми была так богата его жизнь. Сколько раз его ловили в руки враги рабочего класса! Три раза во время гражданской войны в России его присуждали к расстрелу. Еще до этого, во времена царизма, сколько раз ему удавалось скрываться от рук полиции, обманывать бдительность тюремщиков! А приключения во время заграничной агитации! И все это он вытерпел во имя социальной революции — все эти голодовки, переодевания, погони, ожидания смерти. Неужели теперь ему предстояло умереть в этой ловушке?

Пролежав несколько минут неподвижно (несмотря на режущие веревки, эти минуты казались ему прекрасными по сравнению с тем, что было раньше), — он приступил к делу.

Необходимо было изогнуться так, чтобы кисть правой руки дотянулась до каблука левого сапога. Кисть была свободна — веревка проходила выше. Зато ноги стягивались узлами у самых щиколоток. Нужно попробовать.

Это были сумасшедшие, невыносимые пять минут. Веревки, напрягшиеся до последней степени, жгли больнее огня. В натянутых жилах стучал тяжелый, раскаленный молот. Руки и ноги сводило от напряжения. Но дотянуться было необходимо — от этого зависела свобода и, может быть, спасение огромного дела.