Чернокнижник

А кто был Ленский? Нужна ли людям его жизнь? Глупый вопрос. Конечно, нужна! Ведь он был поэт, он любил не только Ольгу, но и весь мир. Но для чего же судьба использовала именно его в таком нелицеприятном деле? Вспомним, о чём писал в своих стихах Владимир? О лютиках-цветочках. Ласковая лирика, ни к чему не призывающая и ничего не критикующая. Однако дар ему дан Богом. И, если Бог дал дар, то дал для чего-то. Ленскому не хватало сильной драматической встряски, и он её получил. После случившегося поэт как бы прозрел, он увидел мир совершенно в ином свете. Духовная травма, которую он получил после дуэли с другом, перенеслась на всё общество. Чувствуя свою вину, поэт стал обличать все пороки современного мира, рассматривая их через призму своего грехопадения. То есть, задача Создателя, наградившего Владимира поэтическим даром, была реализована.

Вот, собственно, и всё рассмотрение. Как мне кажется, вполне понятно и закономерно.

Везунчик долго глотал воздух и что-то хотел сказать. Он тряс головой, как будто хотел прийти в себя, как после нокаута. Через минут пять он всё-таки сумел взять себя в руки и вымолвил:

– Ты что написал?!

– То, что ты и просил, – ответил Чернокнижник.

– Если ты не читал критиков, то хоть бы поэму прочитал.

– А я читал и критиков и поэму.

– Так ведь, Онегин убивает Ленского, а у тебя наоборот.

– Ты же сам сказал, что надо брать пример с критиков. Они критикуют, и я тоже.

– Что тоже?

– Я тоже не согласен с Пушкиным и критикую его. Этот Онегин – урод. Он – самый настоящий бездельник, ему ничего не надо, а самое главное – он ничего и никого не любит. Таким нет места на земле.

– Так Пушкин и критикует его! Более того, в лице Онегина он критикует всё общество. Разве ты этого не понял?

– Он не может его критиковать, потому что он сам его и придумал. Если он сам его придумал, то он должен его убить.

– Ну вот это не тебе решать! Наверное, великому писателю виднее, как отображать общество, в котором он жил.

– Гоголь тоже был великим писателем.

– А при чём тут Гоголь?

– У него всё логично. Таким подонкам, как Андрей, нет места на Земле, и поэтому он погибает. Более того, лишает его жизни именно тот, кто эту жизнь ему и дал. «Я тебя породил, я тебя и убью». Разве не так?

– Во-первых, мы отклонились от темы, а во-вторых, это не так.

– Почему?

– Потому что Андрей предал не потому, что был подонком, а потому, что он был в плену любви, а это чувство стоит выше любых междоусобиц.

– Это не любовь, а страсть, – не соглашался Чернокнижник. – Любовь – это чувство, которое объединяет в себе всё: и любовь к женщине, и любовь к отцу, и, в конечном итоге, любовь ко всему миру.

– Брэк, брэк, брэк! Мы сейчас заберёмся в такие дебри, из которых никогда не выберемся. Ты, случайно, не забыл, зачем пишутся сочинения?

Чернокнижник удивлённо посмотрел на своего собеседника.

– У нас задача не такая возвышенная, как у Пушкина или Гоголя. Мы просто хотим поступить в институт. Более того, ты хочешь поступить в технический ВУЗ, где литература вообще никому не нужна.

Чернокнижник понял, что был неправ, и виновато опустил голову.

– Ты знаешь, я сам не понимаю, почему меня вдруг понесло, – сказал он.

– Вот и прекрасно! Слава богу, ты вспомнил, что изобретать велосипеда больше не надо. К следующему разу напиши мне про Наташу Ростову.

– Ой, давай про неё не будем.

– Почему?

– А зачем она за Пьера замуж вышла?

– Ну хорошо, давай про Анну Каренину.

– Вот только этого не надо!

– А эта чем тебе не угодила?

– О какой любви может идти речь, если мать предаёт своего собственного сына?

– Какого сына?! – взмолился Везунчик.

– Серёжу. Какого же ещё?

– Неужели ты не понимаешь, что персонально для тебя никто тем подбирать не будет?

– Разве там будет только одна тема?

– Да, ты прав. Тема там не одна. Там будет ряд обязательных произведений, и всегда, так называемая, свободная тема.

– О! Это как раз для меня, – воскликнул Чернокнижник.

– Только хочу тебя предостеречь. Свободная тема не такая уж и свободная. Если ты вдруг вздумаешь в этой теме расписывать свои взгляды на жизнь, то с институтом можешь попрощаться.

– Не понял. Тема-то свободная.

– В этом и заключается мой маленький секрет, – улыбнулся Везунчик.

Чернокнижник весь превратился в слух.

– Запомни, – начал свой рассказ Везунчик, – литература во все времена обслуживала правящий класс.

– Как? А Лев Толстой?

– Лев Толстой только попробовал отойти от этого правила, как был тут же предан анафеме.

– Я, кажется, начинаю понимать, – прошептал Чернокнижник.

– Слава богу! Тогда ты не только поймёшь, но и оценишь моё открытие.

– Какое?

– Если ты хотя бы поверхностно изучишь материалы партийных съездов и применишь их к произведениям, которые выходили в свет в период соответствующего съезда, то на пятёрку можешь рассчитывать. А теперь самое главное: если ты умудришься это произведение каким-то образом пристегнуть к последнему съезду, то на твою грамматику никто вообще не станет обращать внимания. Подумай сам, кто посмеет поставить «неуд» человеку, который рассматривает абсолютно всё в свете решений партии и правительства?