Чернокнижник

Ночь вступила в свои права, распахнув крылья над Тюрингским лесом. По дороге, поднимавшейся среди темной чащи, двигались человек и конь. Вот дорога выровнялась, лес поредел, и путник оказался на поляне недалеко от перевала. Внезапно что-то шевельнулось среди деревьев, встревоженный конь захрапел, но человек продолжал вести его железной рукой вперед. От лесной тени отделилась темная фигура верхового. Он сам казался тенью, и немудрено, потому что был облачен в черное и восседал на вороном скакуне. Конь его был ужасающе худ, представлялось даже, что лунный свет кое-где просвечивает сквозь его бока! Во всаднике тоже виделось нечто необычное. Он выглядел пониже, чем обычный верховой, потому что у него не было головы!

Однако что-то, заменявшее ее, у него имелось, потому что во мраке ночи прозвучал замогильный голос, говоривший на немецком языке.

— Стой на месте, путник, и отвечай на мой вопрос! Или твоя жизнь станет расплатой!

В лунном свете сверкнул рыцарский меч. Меч был старый, со щербинами на лезвии, но хорошо заточен.

— Постой! Позволь мне тоже задать тебе вопрос: кто ты и почему ты здесь? — ответил полуночный путник, не обращая внимания на бешеное хрипение пытающегося вырваться у него из рук коня.

— Меня звали Флориан Гейер, мне дали прозвище Черный рыцарь, враг Бога, — ответил безглавый всадник. — Когда народ Германии, возмущенный новыми поборами и повинностями, поднялся против князей и церкви, я встал во главе крестьянского войска. Мы захватывали замки и монастыри. Я стремился меньше лить крови, и вел переговоры с рыцарями и горожанами. Но мы потерпели поражение. Изгнанный горожанами, я направился на север. По дороге, во время сна, я был заколот, обезглавлен и ограблен двумя предателями.

— Таков удел тех, кто пытается встать меж двух враждебных сил, Флориан. Они всегда гибнут. Теперь твой вопрос.

Пока шла эта беседа, путник успел привязать своего коня к прочной ветви дерева, и руки его остались свободны.

— Где мне найти, чтобы покарать за предательство, моего родича Вильгельма фон Грумбаха, слуги которого убили меня по его приказу и забрали мою голову?! Отвечай, или умрешь!

Вознесенный меч сверкнул в лучах луны.

— Две с лишним сотни лет минуло с той поры! Думаю, ты найдешь его у себя дома, там, откуда приходишь!

Неуловимым движением путник внезапно оказался на коне позади мертвого рыцаря. Хребет лошадиного скелета впился ему в зад сквозь истлевшую попону, но он не обратил на это внимания. И мертвый всадник почувствовал, если неживой может чувствовать, словно стальной обруч сжал его локти, не давая возможности воспользоваться ни мечом, ни коротким катсбалгером ландскнехта, висевшем на другом его боку.

— Кто ты такой?! — прорычал мертвец.

— Какое это имеет значение? Поехали домой, Черный рыцарь!

Всадник повернул коня и понесся сквозь заросли деревьев и кустов прямо в чащу, пытаясь сбросить непрошеного седока, но тот держался, несмотря на удары ветвей. Вскоре они подскакали к огромному грабу, между корней которого темнела пещера. Именно туда ринулся, не останавливаясь, мертвый конный рыцарь. В этой темной пещере он и исчез через секунду, намереваясь прихватить в подземный мир своего нежеланного попутчика. Но тот с ловкостью кошки успел соскочить с мертвого коня, приземлившись на все четыре конечности, да еще в левой руке у него оказался прихваченный с пояса всадника катсбалгер — короткий меч с двухфутовым толстым лезвием, закругленным на конце, и S-образной крестовиной. «Кошкодер» являлся излюбленным оружием ландскнехтов для рубки врукопашную, когда уже не годятся ни копья, ни двуручные мечи. На диске, венчавшем расширявшуюся к концу рукоятку, можно было различить напаянную букву G — «Geyer».

Лодья — а это был он — встал, отряхнулся и пошел в обратную сторону. Катсбалгер он держал под мышкой, и это было куда более пригодное оружие, чем шпага, болтавшаяся на его боку. Напоследок оглядевшись, он различил на нижних ветвях дерева множество черепов — похоже, мертвый рыцарь безуспешно пытался заместить свою голову чужими.

Когда через полчаса путник вышел на поляну, коня там не было, несмотря на то, что привязан был он крепко. Лодья опустился на колени в том месте, где он стоял, и принюхался. Обоняние у него было необычайно острым, и он уловил, что конь не ушел сам — его увел человек в смазанных дегтем сапогах. Он поднялся и, определив направление, куда удалился конокрад, зашагал следом. Двигался он бесшумно, как кошка. Вскоре он увидел бревенчатую хижину углежога. Правда, уголь тут, кажется, давно не выжигали. Украденный конь стоял смирно, привязанный к коновязи. В окошке светился желтый огонь.