Чернокнижник

Первым был известный еретик граф Альброн, земли которого были аннексированы Церковью еще пять лет тому назад. Вслед за ним на трибуну вышел Мерхольг ан Сорвейт, вслед за ним — еще какой-то несправедливо обиженный барон и так далее. Одни жалобщики говорили коротко, другие — пространно расписывали все подробности творившихся с ними злодеяний Речи некоторых из них, сбивчивые и чрезмерно переполненные несущественными деталями, вызывали у собравшихся больше скуки, чем сочувствия, речи других, более красноречивые, подогревали настроения собравшихся. На исходе первого часа на трибуну взошел человек, с первого взгляда не вызвавший у Эльги ничего, кроме сочувствия, — седоволосый, уже начинающий лысеть, тщедушный старичок с добрыми глазами. Он представился мирным бюргером из Оскельда и поведал, что из-за преследования властей и Церкви был вынужден бежать из города, бросив все свое имущество, нажитое более чем за десять лет. В основном он печалился об оставленных книгах, которые были брошены разъяренными шээлитами в огонь. Зал, как и Эльга, внимал старичку в основном сочувственно — исключая лишь тех немногих, кто был с ним знаком лично. Двое его знакомцев сидели совсем рядом с Эльгой, и девушка могла хорошо слышать их комментарии.

— Как, он еще жив? — со странной полуулыбкой негромко заметил Сезат Сеот-ко. У него был странный акцент — все согласные он выговаривал очень мягко и говорил быстрее, чем следовало, не делая почти никаких пауз между словам.

Уилар, усмехнувшись в ответ, кивнул.

— Куда он денется, старый лис?

Заметив недоуменный взгляд Эльги, чернокнижник пояснил, кивнув в сторону старичка, подходившего к финалу своей трогательной речи:

— Это Мэзгрим ан Хъет. Один из самых лучших некромантов нашего убогого мира.

После престарелого некроманта настала очередь Аглы Керфеж. Жалобщиков было много, многие из них перечисляли не только свои личные обиды, но и рассказывали о беззакониях, производимых по отношению к другим, уже мертвым людям или не сумевшим по тем или иным причинам прибыть в замок. Некоторые приносили жалобы столь незначительные, что их после сообщений о пытках и убийствах было даже как-то неловко слушать: одному запретили издавать и распространять свою книгу, на другого наложили крупный штраф, у третьего изъяли часть его личной библиотеки. Впрочем, таких жалобщиков было немного и долго говорить им не позволяли. В целом же картина вырисовывалась и в самом деле безрадостная. Во многих случаях преследовали не только тех, кто занимался колдовством, но также их ближних друзей и родственников. Агиль ан Пральмет рассказал о массовых казнях, во время которых были почти начисто вырезаны два небольших городка в Клемэре. Речь, правда, шла не о колдунах, а о еретиках, которых к колдунам приравняли. Еретики были преданы анафеме, заочно обвинены в колдовстве и наведении порчи и объявлены вне закона. Таким образом, они автоматически лишились всех прав, в том числе и имущественных — чем не замедлили воспользоваться их соседи. Жаловаться королю было бесполезно — объявленного вне закона безнаказанно может убить любой человек. В общем, воронам был устроен настоящий пир, соседи неплохо обогатились, король Кетман молча закрыл глаза на происходящее, а «святое джорданитово воинство», разгромив еще пару соседних деревушек и получив напоследок благословение сарейзкого прелата, разбрелось по домам.