Чернокнижник

Лунный свет впитывался серебристым узором; в иных местах луна будто бы перестала светить вовсе. Ночь оживала, но это уже была не та теплая, мягкая, прекрасная, почти сказочная ночь, которая встретила Эльгу в Альфхейме. Стало холодно и душно, сгустились тени, закрыв от Эльги холмы и лес… Она слышала, как голос Уилара набирает силу, чувствовала огонь, разливающийся по линиям серебристого узора — но не видела ни колдуна, ни круга: не потому, что они вдруг сделались невидимыми, а потому, что она не могла остановить на них взгляд… Пространство больше не было однородным — в нем были лакуны: в одной из них, управляя какими-то жуткими силами, находился Уилар; в другой лакуне содрогалась от животного ужаса Эльга. Она видела, как тени, окружавшие ее, становятся все более отчетливыми; когда она задерживала на них взгляд, ей казалось, что тени мчатся навстречу ей с огромной скоростью, но стоило ей чуть отвести глаза — и ощущение скорости пропадало, тени как будто бы оставались там же, где были… Она поняла, что вместе с миром изменились и расстояния; то, что казалось близким, могло находиться очень далеко, и наоборот…

Но также она поняла, что, несмотря на неожиданную отсрочку, тени рано или поздно доберутся до нее.

«Что мне делать?!» — Мысли бились, как птицы в клетке. Она попыталась вспомнить то немногое, что Уилар рассказывал ей о Тайнах и чудесах. Всплывали какие-то обрывки слов, снисходительный тон, рассуждения, которые она не могла понять — все было лишено смысла и внутренней связи. Тем временем она заметила, что одна из теней как будто бы вырвалась вперед, остальные же, напротив, отступили, признавая право удачливого собрата сполна насладиться отчаянием и ужасом настигнутой им добычи. Всматриваясь в приближающуюся тень — она была бесформенной, как и альвийский Страж, но, как и Страж, вызывала определенный ряд зрительных ассоциации: в данном случае это было что-то среднее между грифом и гиеной — Эльга вдруг подумала, что, возможно, сумей она самостоятельно совершить трансформацию — как тогда, когда она превратилась в самку гьянгеншайна — и исход столкновения станет вовсе не так предсказуем, как ныне. Но в Азагалхаде ей помог Уилар, сдвинул что-то в ее сущности, превратив робкую девушку в бешеную кровожадную тварь — кто ей поможет сейчас? С чего начать? Она от отчаяния закусила губу и разжала зубы только тогда, когда почувствовала, как что то соленое и теплое течет по подбородку.

— Ты должна заснуть, — прошептал Советник. Заснуть прямо здесь и проснуться заново — здесь же.

Заснуть? Здесь и сейчас? Это было настолько невыполнимым советом, что Эльга едва не расхохоталась от отчаяния. От момента, когда теневой охотник настигнет ее, ее отделяли, может быть, какие-то секунды — как за это время можно заснуть и проснуться? А если учесть состояние, в котором она находилась нервы натянуты как струны, вот-вот готовые лопнуть, сердце колошматится так, что в любую секунду готово выпрыгнуть из горла, — становилось ясно, что поставленная перед ней задача была попросту невыполнимой. Но, чтобы делать хоть что-то в преддверии приближающейся тьмы, она все-таки, насколько это было возможно, последовала совету. Расслабиться и попытаться заснуть было невозможно в любом случае, но она попыталась дышать так, как дышат спящие — очень медленно и ровно, с большими паузами на вдохе и выдохе. Разум замутился, небо и земля несколько раз поменялись местами, но она продолжала дышать. Свет покидал ее мир все быстрее и быстрее, пока не сжался до пределов крохотного огонька, которым была она сама, вокруг же простиралась беспредельная ночь, где скользили пришедшие по ее душу охотники. Эльга закрыла глаза… это было тяжело, как будто бы она управляла не собственными веками, а ворочала створки огромных ворот… эта ассоциация вдруг вызвала в ее памяти слова матушки Марго: не об этих ли дверях некогда предупреждала ее престарелая знахарка? Но размышлять и раскаиваться было уже поздно. Ворота сомкнулись за ее спиной после того, как она пересекла какую-то черту — ворота, бывшие на самом деле всего лишь ее отяжелевшими веками. Она понимала, что, перешагнув черту, в некотором смысле уже перестала быть человеком, перестала быть всем тем, что называлось именем «Эльга».