Чернокнижник

Судя по всему, это предание навеяно трагической историей французского маршала Жиля де Монморанси-Лаваля, барона де Рэ, сподвижника Жанны д’Арк в борьбе за освобождение страны от англичан. Драматическая гибель Жиля де Рэ, произошедшая от его неспособности укротить темные силы, которые он так неосмотрительно вызвал, наверное, породила волну разговоров в Англии, увязшей в жестокой Столетней войне с Францией. Жиль де Рэ был ярым врагом англичан, и в одном из исторических анналов упоминается о том, что вовсе не случайно в его руки попала роковая рукопись «Epistola de secretis operibus artis et magiae» знаменитого Роджера Бэкона, который умер за полтора века до этого, после чего многие его рукописи были преданы церковному проклятию. Соблазн обратиться к темным силам оказался непреодолимым для промотавшегося на войне аристократа, на что и рассчитывали его английские недоброжелатели…

Впрочем, французы не преминули отплатить англичанам жуткой сказкой «Синяя борода» о правителе, борода которого каждый раз синела, когда он убивал жену. Сказка посвящена то ли почитаемому островитянами веселому королю Генриху VIII, который рубил женам головы, – однако изменение цвета королевской бороды с рыжего на иной свидетелями не упомянуто; то ли союзнику его дочери Елизаветы, русскому царю Ивану IV Грозному, для казни жен избиравшему более разнообразные методы – однако, поскольку он каждый раз удалялся с верными опричниками на всенощную отмаливать грех, то в темноте цветовые превращения его бороды невозможно было заметить.

Одним из основоположников научного чернокнижия, то есть способности осмыслить полученные знания и передать их другим, без сомнения, является римлянин Тит Лукреций Кар, в книге «De rerum natura», а может быть, и в изустных советах которого его старший современник Гай Юлий Цезарь позаимствовал способы, как обезвредить могущественных, но чуждых письменного слова галльских магов – друидов, и без помех завоевать Галлию. Этот впечатляющий урок был по достоинству оценен последующими правителями.

Однако вскоре наступили темные века, когда место вымерших от эпидемий, голода и резни городских умников заняли деревенские, которые ничем не могли обогатить науку, чернокнижие или иные отрасли умственной человеческой деятельности. В эту эпоху существовал даже официальный запрет на обвинения в колдовстве, ибо для тогдашних правителей была очевидна неспособность их подданных к такому делу.

Наконец, очень нескоро, общество вновь достигло того уровня, когда пытливые умы получили опору для деятельности. Были найдены древние манускрипты, открылись возможности совершить новые шаги. Из громких имен того времени можно назвать, к примеру, многомудрого константинопольского патриарха IX века Иоанна VII Грамматика, яркого представителя неоднозначной эпохи иконоборчества – в Византии чернокнижие не поощрялось, но и не подвергалось гонениям. Или перса XI столетия Омара Хайяма с его трактатом «О всеобщности бытия», посвященным многообразным отношениям дэвов и гулей с людьми; а из первых европейских – уроженцев XIII столетия, ибо давление хорошо разработанных церковных догм тормозило развитие темной науки в Европе гораздо сильнее, чем архаичные запреты шариата, – англичанина Роджера Бэкона с его «Secretum Secretorum, Tractatus trium verborum et Speculum Secretorum» и уже упоминавшимся «Epistola de secretis operibus artis et magiae», и шваба Альберта Великого с его алхимическими трудами «Summa de creatures» и «De causis et processu universitatis», а также каталонца Раймонда Луллия, прозванного «doctor illuminatus» за его алхимические опыты. Впрочем, скорее всего, последний был адептом, лишенным главного дара, поскольку смерть в Тунисе от рук исламских фанатиков свидетельствует о его неспособности защитить даже самого себя, не говоря уже о чем-то большем. Однако написанного им при жизни оказалось вполне достаточно для того, чтобы орден доминиканцев, строго следивший за соблюдением догматов, впоследствии бешено сопротивлялся попыткам канонизации его как мученика.

Но именно с некими действиями Луллия или с его преждевременной гибелью некоторые связывают разразившийся в тот же год в Западной Европе Великий голод[5], от которого вымерло до четверти одних горожан, а сколько крестьян – никто не считал. Этот голод, а затем и Великая чума в середине XIV века, когда вымерло еще от трети до половины населения, явили собой страшный вызов, на который не могла не стать ответом величайшая концентрация всех возможных усилий на работе по расширению знаний в области чернокнижия. Но эти события поставили вопрос и о высочайшей ответственности чернокнижников за свои поступки, ибо стало ясно, хоть и столь дорогой ценой, к чему могут привести игры с Гаммельнской дудочкой, заманивающей в город крыс, среди которых обязательно найдутся зверьки, пораженные чумными блохами, кем-то более злокозненным предусмотрительно подсаженными…