— Ну, сие слишком громко сказано… — с той же наигранной скромностью потупился князь. — Пытаюсь посреди скуки житейской заниматься учеными материями…
— Но ведь это вы придумали странствия во времени?
— Пожалуй, — охотно ответил князь. — Смело можно сказать. Я, конечно, опирался на труды великого предшественника, Якова Вилимовича, на батюшкины изыскания — но и мой собственный вклад ох как немал…
«Ну вот ты себе собственными руками петельку на шею и накинул, твое сиятельство, — с веселой злостью подумал Савельев. — К
— Значит, вы согласны, Аркадий Петрович, состоять при мне еще и ученым конфидентом, если можно так выразиться?
— С величайшим удовольствием, — сказал Савельев. — В меру моих скромных знаний.
Это прекрасно отвечало его планам и инструкциям. Дело оборачивалось весьма даже неплохо: не подглядывать из-за угла, не подслушивать у дверей, а самому оказаться
— Нынче же вечером я вас познакомлю кое с чем прелюбопытным, — сказал князь уже деловито. — А там, глядишь, и выйдет от вас двойная польза. Ах, если бы вы знали, как мне порой необходим ученый помощник…
В дверь словно бы легонько зацарапались. Повернувшись к ней, князь крикнул недовольно:
— Ну, что там такого важного, что беспокоишь, дурак? Входи!
В кабинет бесплотным духом
— Барыня с братцем подъезжают, вот-вот здесь будут…
Савельев даже шарахнулся от неожиданности — князь бомбой взлетел с дивана, мгновенно преобразившись. Громко распорядился:
— Камзол мне, быстро! Шевелись!
Он не прошел — пробежал мимо Савельева к высокому окну, выглянул, тут же кинулся назад к дивану, встал, вытянув руки за спину. Лакей проворно надел на него извлеченный из высоченного шкафа синий бархатный камзол, на который не пожалели золотого шитья.
Князь суетился, стряхнув всякую меланхолию. Бросился к зеркалу, схватил гребешок и стал лихорадочно приводить в порядок волосы. Привел в порядок рубашку, выпростал из-под рукавов кружевные манжеты, поправил, застегнул камзол и уставился на себя в зеркало. Его лицо стало вновь этаким поэтически вдохновленным, судя по улыбке, гости, о которых доложили, были самые что ни на есть желанные.
— Ну как, орясина? — спросил он, отвернувшись от зеркала.
— Чистым Купидоном выглядеть изволите, ваше сиятельство! — в притворном умилении воскликнул лакей.
— Ну, что стоишь? Беги! Встреть! Проводи!
Лакей опрометью кинулся из кабинета. Князь подошел к окну, уставился вниз с тем же радостным нетерпением на лице. Савельев, решив, что не нарушает этим никаких приличий, подошел к соседнему окну, всмотрелся.
И вновь почувствовал, как глаза сузились в хищном охотничьем прищуре.
У крыльца остановились запряженные тройкой сани. Первым шустро выпрыгнул Аболин — впрочем, его теперь в полном соответствии с действительностью следовало именовать Тягуновым. Следом, гораздо более степенно, выбрался… господин революционер и бомбист Липунов, судя по богатой шубе и шапке, выступавший здесь не иначе как в роли знатного и небедного благородного господина. Протянул руку, помогая сойти спутнице. Тесен мир, тесны времена… Из саней грациозно выпорхнула красавица Издольская, Нина Юрьевна, очаровательно разрумянившаяся от морозца, в дорогих мехах.
Савельев испытал легкое волнение. Предполагалось, конечно, что он может столкнуться здесь нос к носу с этой парочкой, а как же иначе — но все произошло слишком неожиданно. Ну, в конце концов, опасаться ему нечего, роль ему досталась убедительная, главное — притворяться, что видит их впервые в жизни… Изобличить они его никак не смогут, поскольку до этой минуты и не подозревали о его существовании — а встречаться прежде им не приходилось.
Ух ты ж… Как князюшка на нее уставился… Словно напрочь голову потерял. А впрочем, нужно отдать ей должное: от такой женщины и впрямь можно потерять голову. Интересно, а как к амурным поползновениям князя (а таковые, несомненно, если не были, то будут) отнесется невенчанный супруг красотки?