Чернокожие

Он, в самом деле пошел, и достал бритву; но тут, разумеется, мы все повскакали с коек, бросились между ними и напрямик заявили им, что этому не бывать. Потом мы усадили их и начали пробовать все средства, которые только могли придумать, от коровьего и льняного масла до холодной чайной травы вместо припарки, но все это только делало их кожу еще более блестящей.

— Это не годится, я вам говорю, — сказал Тиммерман. — Это самая прочная краска, какую я знаю. Если бы я сказал вам, сколько этой краски в банке, вы бы не поверили.

— Ладно, — сказал Билль дрожащим голосом; — вы сделали это, чтобы мы побили штурмана. То, что получили мы, получите и вы.

— Не думаю, чтобы азотно-кислая ртуть могла вытравить ее, — сказал стюард, вставай, — по попробуем.

Он пошел и принес банку, отлил из нее немного на тряпочку и велел Биллю обтереть ею лицо. Билль обтер, и в то же мгновение бросился с воем, погрузил свое лицо в рубашку, которую Симмонс нес в то время, и принялся вытирать ею лицо. Потом он оставил взволнованного Симмонса, отпихнул другого парня от ведра, окунул в него лицо и принялся брыкаться и беситься, как сумасшедший. В заключение, он вскочил на свою койку и, зарывшись лицом в платья, извивался и стонал, словно помирать собрался.

— Не натирайтесь ею, Боб, — выговорил он, наконец.

— Да, это неприятно, — сказал Боб. — Хорошо, что вы первый попробовали ее, Билль.

— А пробовали они пемзу? — спросил чей-то голос с койки.

— Нет, не пробовали, — отгрызнулся Боб, — и, заметьте, и не собираются пробовать.

Оба они были в таком расстройстве, что мы прекратили этот разговор на время завтрака. Но нельзя было дольше игнорировать угрожающего положения дела. Сперва один сделал намек, потом другой, шопот становился все громче и громче, пока Билль не обернулся с неудовольствием и не попросил прекратить разговор с набитым ртом, а сказать ясно, по-английски, что у нас на уме.

— Видите ли, какое дело, Билль, — начал Джо как можно мягче. — Как только штурман вас увидит, беда будет для всех нас.

— Для всех нас, — повторил Билль, кивая.

— Между тем как, — продолжал Джо, ища глазами общей поддержки, — если бы мы сделали маленький сбор для вас, и вы нашли бы удобным дезертировать…

— Слушайте, слушайте, — раздался целый хор голосов. — Браво, Джо!

— А, дезертировать? — сказал Билль; — ну а куда же мы должны дезертировать?

— Ну, это мы уже предоставляем вам, — отвечал Джо;— на многих судах не хватает рук, и там будут рады подцепить первосортных моряков, как вы с Бобом.

— А как же быть с нашими черными физиономиями? — спросил Билль все тем же враждебно-презрительным тоном.

— Это можно обойти.

— Каким образом? — вскричали Билль и Боб вместе.

— Наймитесь в негры-повара, — сказал Джо, хлопая себя по колену и торжествующе оглядываясь кругом.

Не легкое это дело оказывать людям услугу. Джо был сама искренность, и никто не мог сказать, чтобы это была плохая мысль, но, понятно, мистер Билль Казенс счел себя оскорбленным: я предполагаю, что волнения, пережитые им, отразились на его мозгах. То же самое и с Бобом Неллином. Но всяком случае, это единственное извинение, какое я могу найти для них. Сокращая длинную историю, скажу только, что никому из нас не удалось кончить завтрака: пришлось таки поработать, пока обоих молодцов не загнали в угол и не схватили так, что они не могли и пошевелиться.

— Я никогда не стал бы их красить, — сказал стюард после того, как все было окончено, — если бы я знал, что они поднимут такую возню. Сами же они пожелали краситься.

— Штурман изобьет их до полусмерти, — заметил Тед Хилль.

— Он отправит их в тюрьму, вот что он сделает, — сказал Смит. — Это вещь серьезная, — сойти на берег, напасть на штурмана и побить его.

— Вы все замешаны здесь, — раздался с пола голос Билля. — Я выведу всех на чистую воду. Джо Смит подзадорил нас, стюард выкрасил, а остальные одобрили.

— Джо достал платье для нас, — сказал Боб. — Я знаю и место, откуда он его достал.

Неблагодарность этих людей была такова, что сперва мы решили не обращать на них внимания; но добрые чувства взяли верх, и мы устроили митинг, на котором обсуждали вопрос, что с ними делать. Но при всяком предложении с полу раздавались два голоса, которые во всем находили промахи и ни с чем не хотели соглашаться. Пришлось нам итти на палубу, ничего не решив, кроме одного: мы готовы были клясться, чем угодно, что ни о чем и знать не знаем.

— Единственный совет, который мы вам можем дать, — сказал Джо, оглядываясь на них, — лежите здесь, как можно дольше.

Первый человек, кого мы увидели на палубе, был штурман, и красив же он был! Он повязал бинт на левый глаз и черную повязку на другой. Нос распух, а губа была рассечена; но офицеры столько шумели о нем, что я думаю, он скорее гордился, чем был огорчен своим несчастьем.

— А где остальные двое? — спросил он сейчас же, сверкнув из-под своей черной повязки.

— Должно быть, лежат внизу, сэр, — отвечал Тиммерман, весь дрожа.

— Подите и пришлите их наверх, — приказал штурман Смиту.

— Слушаюсь, — сказал Джо, не трогаясь с места.

— Да идите же, — заорал штурман.