Чернолесье

Мы снова помолчали немного и заговорили о насущном — о завтрашней заготовке дров.

* * *

Пару недель спустя мы с Ланой отправились собирать подснежники. Звучит романтично, если не знать, что подснежниками жители Кернадала называли крупные грибы с черными шляпками, твердыми, как дерево. Росли они отчего-то зимой, прямо под снегом, за что и получили название. Не совсем обычные грибы это были, откровенно говоря. Степа, много экспериментировавший с дарами леса, говорил, что это и не грибы вовсе, и досадовал, что нет у него полноценной лаборатории, а то бы уж он разобрался, что они такое.

Так или иначе, подснежники не росли нигде, кроме Чернолесья, и очень ценились. Лана варила из их толченых шляпок мазь, заживляющую раны и ожоги, а в Брукмере из них делали стойкую черную краску для тканей. Можно сказать, что они были одной из главных доходных статей Кернадала: каждый год весной маркграф присылал особый караван, что выкупить то, что егеря насобирали за зиму.

К давно облюбованным грибным полянам были протоптаны тропинки, но их то и дело заметало снегом, так что пробираться приходилось с трудом. Шли мы медленно, не торопясь, тщательно проверяя, не притаилась ли под снегом или в ложбине какая-нибудь мертвожорка или грызень. Я уже хорошо усвоил, что беспечности Чернолесье не прощает.

Каждый раз, выходя из ворот Кернадала и углубляясь в лес, я чувствовал его мертвую, давящую атмосферу. Все это место было словно пропитано концентрированной смертью, смотрящей на тебя из-за каждого дерева бессмысленными оловянными глазами.

Несмотря на это, мне нравилось бродить по лесу. Был в этом какой-то восторг первооткрывателя: за каждым кустом здесь могла притаиться тайна, пусть даже, чаще всего, и пугающая. Например, однажды мы с Ланой набрели на полуразвалившуюся хижину в лесу, оплетенную засохшими черными лианами.

Наверное, когда-то здесь жил лесник, но в Чернолесье никакому леснику было не выжить. Бог знает, что стало с хозяином. Никаких вещей внутри не было, кроме инструментов, покрытых толстым слоем ржавчины.

Да, бродили по лесу мы чаще всего с Ланой — так выходило как-то само собой. Ни я, ни она, казалось, специально не подгадывали. Кое-кто из егерей шутил по поводу наших совместных экспедиций, и шутки это были понятно какого сорта, но ничего особенного между нами не было.

Сегодня, протаптывая заметенную за неделю дорожку, мы говорили о прошлом кернадальцев. Нет, свои настойчивые попытки я уже оставил, но сегодня разговор как-то зашел сам собой.

— А вот взять Сергея, — сказал я. — Даже если он здесь десять лет, все равно, попал он сюда уже немолодым. Ты знаешь, кем он был там? Как попал к Грановскому?

— Он как-то упоминал, что был тестером, — ответила Лана. — Не как мы с тобой, а профессиональным. Вроде как, ему показали раннюю версию игры.

— То есть, ее тестируют уже десять лет? — уточнил я.

— Это… сложный вопрос, — покачала головой Лана. — Вот ты помнишь, какое было число, когда ты здесь оказался?

— Конечно, — ответил я. — Это было… подожди-ка… я еще последний экзамен только сдал… значит, это было… двадцать седьмое июня, наверное… или двадцать восьмое… а что?

— А год? — спокойно спросила она.

— Ну, ты смеешься, что ли? — я улыбнулся, не вполне осознавая, серьезно ли она. — Год был… две тысячи… погоди… в смысле?..

Лана коротко взглянула на меня и кивнула.

— Вот видишь, — сказала она. — Это все очень непросто. Никто не знает, как здесь течет время, и как соотносится со временем там. Сергей здесь десять лет, но не факт, что за это время там тоже прошло десять лет. Понимаешь?

Я кивнул. От всего этого кружилась голова. На что опереться в этом мире миражей, если даже время опорой служить не может? В недавнем разговоре Сергей упомянул «Черное зеркало», а его десять лет назад ведь еще не было? Но он ведь и не сказал, что смотрел его — может быть, ему просто кто-то пересказал сюжеты?

— Нас отрезали от того, что было там, — продолжила Лана, не глядя на меня. — Здесь я встречала егерей, забывших даже свои имена.

— Кстати, а как тебя зовут? — спросил я. — Лана — это полное имя?

— Нет, — коротко ответила она и посмотрела куда-то в сторону. Я почувствовал, что тема ей неприятна, но что-то, все-таки, заставило меня переспросить.

— А как тогда? Светлана?

— Неа, — она легонько покачала головой.

— А как?

— Ланатель, — тихо ответила она и сжала губы, явно ожидая, что я засмеюсь.

Первым моим порывом действительно было усмехнуться — уж больно вышло неожиданно — но я взял себя в руки и сдержался. Переспрашивать, не в самом ли деле она эльфийская принцесса, я тоже благоразумно не стал.

— Родители — придурки, — коротко ответила она и замолчала, словно это все объясняло. — Толкинисты старой школы. Еще в девяностые бегали в занавесках по лесам, там и познакомились. Разве такие могли дочь Машей назвать? Конечно, надо выпендриться было. Знаешь, хоть и папа с мамой, но иной раз мне кажется, что я их за одно это уже ненавижу.

— Ну, а что такого? — смущенно спросил я. — Это же красиво…