ЧерноLove (сборник)

Стоя на балконе и обернувшись на комнату, она увидела его разбросанные руки. Он спал, то посапывая, как балованный мопс, то выхрапывая глупые ночные ноты, как гриппозный больной. Он был далеко от этого ночного мира и от ее мира тоже. Дом, работа, дом, работа… Редкие праздники с Новым годом – и снова схема, старая, кем-то навязанная, идиотская схема. Он уставал на сволочной работе, как мясной робот, выкручивая широкий руль по десять часов в день. Календари меняли свои листочки с картинками и советами космической глупости от известных всей стране шарлатанов, затем меняли друг друга с цифрами на одну больше. Его руки были похожи на саперные лопаты во время войны, молчаливо-шершавые, пахнущие бензином, железные. Он был угрюм и молчалив, отдавал зарплату и никогда не пил ни водку, ни пиво и не курил. Футбол его интересовал как добыча урана в северных концлагерях. Друзей не было, потому что все жрали водку, пробуя удирать от всеобщей схемы хоть на пару часов. Они пили много и часто, от подсознательной ненависти к окружающей среде. Они убегали от реальности, поднимая внутренние градусы своего существования, самоуважения и «пофигизма» к окружающему миру. Его друзья искали какой-то надежный угол, которого никогда не было ни для кого. Он же от реальности не убегал, он просто жил. «Как же он расслабляется?» – думала она, стоя на балконе и разглядывая знакомое девять лет лицо. «Я не роюсь у себя внутри!» – однажды ответил муж. Он был безразличен, он был продуктом монотонной индифферентной песни о несуществующем уютном счастье. Наверное, его устраивала такая жизнь, где завтрашний день на ладони, где нет приключений, где все понятно и тихо, где в этой тишине все летит к чертовым родственникам – от чертовой матери к ее же бабушке! У него было время так жить и отцовские часы. «Полет» на правом запястье всегда были тому подтверждением. Он спал, разбросав свои ноги на всю кровать оставив тело в комнате, а сознание – по ту сторону невидимой плазмы. Он сопел, храпел и спал с напряженным поднятым своим величием и гордыней между ног, которое ее не интересовало уже целых три месяца. Странно! Ей и это стало безразлично! Она была холодна и тоже удивлялась этому каждый день, понимая, что это не может длиться всегда. Он же живой мужик, еще и вкалывающий на «автомобильной каменоломне». Она чувствовала, что будет новая точка отсчета в никуда, в неизвестность. От скуки, от тоски, от вечерних физических болей внутри и любопытного страха, переполняющего всю грудь. Когда-то он был романтиком, и, трогая ее мокрые волосы в ванной, он расчесывал пальцами каждую прядь. Он дул на них, работая романтическим феном, она закрывала глаза и считала секунды… одна, две, три… десять… пятнадцать… Он трогал мокрые волосы и укладывал их на спину, в аккуратные черные ряды. Иногда муж привозил полевые цветы со своих пыльных дорог, где шелковый ковыль выделялся больше всех. Иногда он устраивал секс-марафоны, иногда он дарил!.. Все это было иногда, когда-то и уже совсем не правда. «Дурацкие оправдательные слова русского языка! Какая безысходность в этих «иногда» и «когда-то», – думала она. Все растворилось в вездесущем времени и в его часах на запястье… Все осталось только в памяти раннего девятилетия. «Сколько он перевез грузов за это время? Может быть, миллионы тонн? Все чужое, а он винтик в механизме жирных котов, укравших остатки отравленной ложью империи! Как всегда, он рабочий винтик чужого механизма, где уже давно закипятили ртуть для простых работяг! Так было, так есть и так будет, несмотря на рождение бунтарей и красноречивых сволочей на площадях!» – размышляла она, поглядывая на мерцающую звезду в фиолетовом небе. «Может быть, это не звезда, а просто бортовые огни самолета?» Это были бортовые огни, они медленно перемещались, подмигивая всем и предупреждая глупость столкновения. Она очень любила самолеты, она любила летать в собственном воображении. Ей запомнился случай из детства, когда она сорвалась с качелей и, зажмурив глаза от страха, приготовилась упасть на землю, но этого не произошло, ее подхватил кто-то сильный и медленно опустил на землю. Она еще была наивная и рассказала все родителям, но их было не пробить… «Фантазерка!» – сказал папа и побежал на очередное заседание каких-то дурацких институтов, которые никого и никогда не сделали счастливыми! Ей казалось, что институт, в котором работал отец, много лет старается пылесосить пустыню. Насколько все было глупо и насколько они купались в этой глупости, уже не ведая другой жизни. Разговоры, перекуры, разговоры, зарплата, сборы на картошку, перекуры, флаги, демонстрации, разговоры… «Чушь какая, какая несусветная чушь! У людей так проходили их маленькие жизни с часами на запястьях или без… Им так сказали жить! Им так сказали… им написали… им посоветовали, им приказали, в конце концов, никого не спрашивая! А то… Не имея ни малейшего понятия, кто живет в их глупо придуманной, равнобедренной стране, уникальные гении с совестью или вырожденцы алкоголики-маргиналы!»