Черноморские казаки (сборник)

Опыт многих лет доказал, что жизнь в Турции полюбилась не всем. Мы видели уже, что во время турецкой войны 1787–1791 года турецкие запорожцы переходили к нам целыми партиями; и теперь, несмотря на прожитые вне отечества десятки лет, родина вновь тянула днепровских сынов с берегов Дуная, и только самые упорные остались под властью султана. Но и эти зачерствелые сердца, увидя в турецкую войну 1828 года русские войска, истосковались по родине. Неверные запорожцы тогда уже не десятками — как в первую, и не сотнями — как во вторую войну, а целым «войском», со своим атаманом Гладким, перешли в родную землю, святую Русь! Часть запорожцев осталась, правда, в Турции; но придет время, когда и последние скитальцы в чужой стране воротятся туда, где протекла их славная историческая жизнь. Не далее как года два-три назад я встретил турецкого запорожца, который, оставив в Турции своих детей, отправился вместе с женою в Россию, на богомолье в Киев, и уже не воротился в пределы Оттоманской Империи. А он говорил, что там было жить хорошо… Но, видно, отечество дороже всех чужеземных благ. Обратимся теперь к военным действиям на кубанской границе. Оттоманская Порта, начиная войну, ввиду развлечения наших военных сил посредством агентов из Анапы, взбунтовала закубанские горские племена. Они стали открыто нападать на кордонную линию, грабили казачьи хутора и селения, жгли запасы сена, и хотя несли чувствительный урон, но набегов своих не прекращали. 20 марта горцы, пользуясь слабыми силами в четвертой части кордонной линии, разграбили Курчанские хутора, многих жителей побили, а других взяли в плен; 22-го числа, приблизившись ночью на лодках к Кизильташскому лиману, напали на Стеблиевское селение, откуда увели до двадцати жителей; 24 марта, прокравшись через Кубань, зажгли и разграбили Титаровское селение [223].

Даже считавшиеся преданными нам черкесские владельцы сделались нашими врагами, и только весьма немногие из них остались спокойными; но и их дружба была крайне сомнительна.

Такое положение дел на границе заставило атамана Бурсака выдвинуть на кордонную линию из внутри Черномории все льготные строевые части казаков; старикам же и малолеткам приказал оберегать селения при Кубани, что было весьма тягостно для Черномории, и без того имевшей мало свободных и способных рук для поддержания своего благосостояния.

Поставив на границе крепкую преграду покушениям горцев, Бурсак хотел доказать им, что черноморцы, несмотря на разглашения турок о слабости казачьих сил на кордонной линии, попрежнему найдут дорогу в неприступные жилища черкесов. С этой целью Бурсак вошел в сношение с адмиралом маркизом де Траверсе, убеждая его в необходимости двинуться с отрядом в горы; де Траверсе приказал сделать закубанцам «репресаль». Начальником отряда был назначен генерал-майор Гангеблов; из Керчи и Ениколя собрались в Тамани десять рот 12-го Егерского полка и два гарнизонные батальона, с шестью орудиями легкой артиллерии. К этим частям предполагалось присоединить такое число черноморских казаков, какое, по местным обстоятельствам, будет возможно собрать, не ослабляя кордонной линии. Для крейсирования же у берегов Анапы, чтобы воспрепятствовать туркам давать помощь черкесам, назначен был фрегат «Златоуст».

Некоторые из этих распоряжений Бурсак считал несоответствующими положению дел на кубанской границе. Назначение в отряд регулярных войск, с начальником тоже из регулярных генералов, могло внушить горцам мысль о слабости Черноморского войска и подвинуть их еще на большие дерзости. Вот почему Бурсак, отклонив помощь регулярных войск, испросил у маркиза де Траверсе позволение предпринять экспедицию за Кубань с одним войском Черноморским.

Едва черкесы увидели, что черноморский войсковой атаман сдвигает силы Черномории на Кубань, как убедились в ложности уверений турок о бессилии казаков. Мятежные владельцы закубанского края явились 15 апреля с повинной головой к Бурсаку в Александровский пост. Бурсак приказал им явиться в Екатеринодар. Переговоры окончились тем, что некоторые закубанские владельцы дали присягу к покорности русскому правительству, и порукой за спокойствие кубанской границы оставили у нас заложниками князей Алкаса и Ахмета. Но это далеко не было выражением мирного расположения всего горского населения, и в особенности свирепых шапсугов, не имевших у себя народных представителей. Да и те немногие владельцы, которые условливались о сохранении мира, действовали так единственно от страха вторжения русских войск в закубанский край.