Первое правило вежливости в те времена не допускало фамильярности, не извиняло ее ни возрастом, ни родством, ни дружбой, ни положением в свете. Во многих семьях муж и жена всю жизнь до глубокой старости говорили друг другу: «вы, Афанасий Иванович!», «вы, Пульхерия Ивановна!» Вежливость не мешала юноше и девушке при первой встрече смутно, но верно угадывать, во что сложатся их отношения.
Так случилось и с героями нашего повествования, когда они от Аничкова моста поднимались обратно вверх по Невскому среди поздних прохожих, свернули на Надеждинскую улицу и прошли по ней до угла Малой Итальянской, где жила в старом доме с мезонином и парадным со двора бабушка Александры Николаевны. Девушка остановилась:
— Я пришла, Дмитрий Константинович! Благодарю вас.
Она вынула из маленькой модной муфты теплую руку и подала своему спутнику.
— Я плохо воспитан, — сказал он, не выпуская ее руку из своей, — и не знаю, целуют ли у девушек руку?
— Руку целуют мужчины только у замужних женщин и у девочек до шестнадцати лет, — наставительно произнесла она и засмеялась: — Мне больше шестнадцати!
— Хорошо, я подожду, когда вы выйдете замуж!
Он отпустил ее теплую руку, и она убежала во двор, крякнув за порогом калитки:
— Вы забыли, что нет правил без исключении!
Дмитрий Константинович, улыбаясь, подождал, пока нс услышал, как закрылась за девушкой дверь парадного во дворе, и с той же улыбкой на лице пошел дальше, на свею Знаменскую улицу.
У него был свой ключ. Он при свете лампадки, горевшей в спальне матери, прошел в свою комнату, никого не беспокоя, и зажег лампу. Египетской пирамидой на большом столе возвышалась туго накрахмаленная салфетка: под ней были две котлеты, хлеб и стакан молока. Улыбаясь всегдашней заботе матери, Дмитрий Константинович сел за стол, намереваясь поужинать, и задумался.
Его особенные точки практически раскрыли тайну стали, стальных штемпелей и орудий, мучившую его столько времени. Можно было бы светло и безоблачно вспоминать смех девушки, которая только что была рядом, досадовать на то, что не посмел поцеловать руку, тепло которой еще помнила его рука. Если бы не новая загадка, новая мука…
Когда на Обуховский завод прибыл микроскоп Гартнака, лучшего французского оптика, заказанный в Париже в 1867 году, Дмитрий Константинович с его помощью начал изучать загадочные изломы стальных болванок.
Наблюдая структуру изломов, Чернов остановил свое внимание на усадочных раковинах и пузырях в болванках и на тех выделениях, которыми были усеяны боковые стенки раковин. В не тронутых воздухом внутренних усадочных пустотах литой стали ростки кристалликов, выступающие из стенок, обычно имеют чрезвычайно гладкую и чистую, зеркальную поверхность. Ученый-инженер наблюдал их форму и срисовывал ростки под микроскопом.
Рассматривая эти чрезвычайно своеобразные и причудливые фигуры, исследователь заметил на их поверхности несколько очень маленьких прозрачных пластинок, чрезвычайно тонких, но вполне правильной шестиугольной формы.
С большим трудом под микроскопом Дмитрий Константинович стал подводить к ним очень тонкую иглу, чтобы стронуть их с места, но пластинки как будто были прилеплены. Чтобы оторвать их от ростков, пришлось сделать некоторое усилие. Шестиугольники были очень тверды: закаленная игла не оставляла на них никаких царапин.
Чем дальше, тем больше заинтересовываясь странными кристалликами, неутомимый исследователь иногда находил целые кучи сростков этих шестиугольничков. Они налегали друг на друга, подобно беспорядочно раздвинутой колоде карт, и надо было сильно нажимать иглой, чтобы отделить пластинки друг от друга или хотя бы сдвинуть их с места.
Так или иначе ловким рукам инженера удалось отделить несколько шестиугольничков. Перенести их из-под микроскопа на стеклышко, чтобы приготовить препарат, оказалось совсем не просто. Пластинку, имевшую в поперечнике две-три сотых доли миллиметра, нельзя было ничем захватить. Пришлось прибегнуть к закону притяжения тел.
С помощью этого закона Дмитрий Константинович достал один кристаллик, прилипший к игле, и стал переносить его осторожно на стеклышко, но достаточно было легкого вздоха исследователя, чтобы он упал обратно под микроскоп.
«Тем не менее после нескольких неудач, работая с притаенным дыханием, — рассказывает Дмитрий Константинович, — я приготовил микроскопический препарат, в котором был один изолированный кристалл, представляющий правильный шестиугольник с очень ровными краями и острыми углами… Под другое стеклышко я уложил группу сросшихся кристалликов».
Чтобы испытать твердость шестиугольников, Дмитрий Константинович попробовал потереть их между стеклами и при первом же движении почувствовал, что они чрезвычайно сильно царапают стекло, словно впиваются в него.