Чернов

— Никто не может заниматься — не говорю уже врачеванием — постройкой зданий, мостов, открыть школу или типографию, даже никто не может открыть сапожную мастерскую, хотя бы с одним учеником, если не имеет установленного ценза… Но если тот же самый кузнец, которому не позволят открыть простую кузницу, откроет завод или будет поставлен директором завода или управляющим целого заводского округа, тогда без всяких дипломов или свидетельств, даже без знания грамоты он может быть и строителем заводов, и жилых зданий, мостов, может и калечить людей сколько ему угодно. И это не в глухой провинции только — это мы видим и в Петербурге. Никогда не забуду, как лет десять назад механик Обуховского завода получил от чугунолитейного заводчика господина Спарро — завод «Вулкан» на Невской заставе — письмо, в котором тот убедительно просил приехать на завод механика, чтобы объяснить, что значит надпись на чертеже заказанной заводу трубы: «Этот угол должен быть 120 градусов», что у них на заводе «такого аршина нету!»… Хороша же интеллигенция завода, вся вместе взятая! Я не могу молчать сегодня, если вижу хищническую разработку рудников, заимствованную у наших предков, обжигание руды в кучах или на клетках; если я вижу громадную, мокнущую под дождем кучу угля, перемешанную пополам с головешками. Я не смею молчать, когда вижу толстую безобразную каменную пирамиду с громадным пламенем у жерла, в которую, выбиваясь из сил, дуют снизу шесть или восемь деревянных мехов, еле влачимых дырявым колесом; если я вижу, что эта безобразная пирамида выпускает из себя такую жидкость, какую ей вздумается: утром белую, вечером серую, завтра голубую. Преступно молчать, когда видишь, что всем этим заведует безграмотный рабочий, вполне предоставленный самому себе и наивно бросающий в печь образ своего угодника, когда печь застопоривается сырым ходом. Трудно молчать, если я вижу, что на дворе природа положила огнеупорную глину, а завод тащит за сто верст глыбы естественного камня для выкладки печей.

Никто из присутствующих, да и сам Чернов представить себе никогда не могли, что он может говорить так вдохновенно, так увлеченно и с таким искренним негодованием, с таким покоряющим знанием дела.

— Не в добрый час открыли мы наши рудные богатства на Урале: не будь их у нас, давно уже пользовались бы мы в изобилии дешевым железом из Западной Европы, и наш народ на пути цивилизации располагал бы по крайней мере тем же количеством орудий, каким обладают и западноевропейские народы. Правительство наше до сих пор старалось поддерживать железную промышленность с чисто финансовой стороны: наложением пошлин на иностранное железо и выдачей премий заводчикам. Знаю, многие из вас, господа, за увеличение высоких пошлин на иностранное железо. Вот Николай Федорович Эгерштром говорит, что нам ли жить без пошлин, ведь мы находимся еще в периоде королевы Елизаветы. Я глубоко уважаю Николая Федоровича, но не могу согласиться с его доводами. Он говорит: спросите американцев, пустят ли они беспошлинно английское железо? Они не пускают, и даже пошлина у них очень высокая. А я бы спросил Николая Федоровича: кроют ли в Америке крыши соломой? Вяжут ли лыком? Пашут ли деревянной сохой? Боронят ли лучиной? Мы жалуемся на то, что хлеб дорог, но никто не говорит и не жалуется, что железо дорого, а между тем хлеб родной брат железу!

Дмитрий Константинович задавал вопросы, но желаемого ответа не получал из зала.

— Я кончаю, господа, — обратился Чернов к слушателям. — Некоторым из вас представляется, что я видел все в пессимистическом плане. Зато вы, думается мне, смотрите на многое слишком оптимистически. Многие из вас оправдывают все недостатки Уральских заводов, их отсталость! Пытаются даже находить причины, взрастившие эти недостатки, непреоборимыми! Позвольте же мне категорически не согласиться с вами! Исправить положение России можно, только докопавшись до истины, а она проявится, если вы не будете закрывать глаза на те безобразия, которые сегодня у нас творятся.

В поисках истины о положении железного дела в России Чернов успел познакомиться и с южными заводами Пастухова и Юза, в которых Эгерштром видел «начало и счастливый конец» не только южнорусской железоделательной промышленности.

В 1870 году, в год открытия движения по Курско-Харьковско-Азовской железной дороге, появился на рынке каменный уголь, и тогда же в Екатеринославской губернии английский техник И. И. Юз основал первый частный завод для выплавки чугуна. Несмотря на отсутствие покровительственных пошлин и тарифа, завод успешно развивался, главным образом благодаря своему расположению на месте добычи угля и руды, а еще более благодаря поощрительным правительственным премиям на чугун и рельсы.

Почти одновременно возник Сулинский чугуноплавильный завод Н. П. Пастухова на реке Суле в Донской области, работавший на антраците, добываемом в собственных рудниках заводовладельца.