Черновик

«Будто мне три года!» – мысленно вспыхнула та, а Лета, наоборот, мягко рассмеялась, отвечая, что в таком случае она была бы такой симпатяшкой, как Карина, ведь они бы были близнецами.

– Не скромничай, – созвучным тоном отозвалась та, другая, – просто уже признайся, что тебе нравится, как мы тобой здесь все восхищаемся…

– Хорошо-хорошо, признания складывать на лавку, мы придем с Кариной – разберем, – слегка перебила Лета, и что-то в ее тоне прозвучало для Карины совершенно непонятным – холодным? Насмешливым? – Идем, – уже привычно-мягко позвала Лета за собой, и сердце Карины откликнулось дрессированным зверьком.

***

– Я хотела сбежать из ее машины, но она привезла меня куда-то, в какой-то дом, стала бить меня по лицу и говорить: «Если ты еще не поняла, значит, дура, а значит, тебя еще нужно учить», и снова по лицу, пока я не стала кричать, что я поняла, и отвечать «да, Даша», «нет, Даша», – рассказывала Гарина, даже не обращая внимания, слушают ли ее Эва с Кариной или нет.

Ко всеобщему облегчению, Даши дома не оказалось, но сестрам нужно будет куда-то идти, а за Таней должна прийти ее мать, поэтому Гарина торопилась, и слова ее, словно поток, подающийся под напором, летели и летели.

– Я как дрессированная собачка по ее приказу садилась, вставала, гавкала даже и на четвереньках ходила, а она усмехалась, и если я задерживалась, то била меня. Я не знаю, зачем она это делала. Она любит издеваться над людьми? Она сказала, что может все в этом городе и что теперь я ее игрушка, ее собственность и должна делать то, что она говорит.

– Выполнять ее правила, – мрачно добавила Эва знакомые слова.

– Именно! Она сказала, что жить я пока буду дома, но это ничего не значит, и, как только она позвонит, мне самой нужно будет прийти, куда она скажет, и еще у нее видео есть того, что было на шанхае, а там был пиздец!

– Не больший, чем «вещь» у тебя на поясе, – жестом прекратив поток слов, констатировала Эва. – А ты уже косячишь. Чего тебе дома не сидится? Ты понимаешь, что она с тобой сделает?

– Мне нужно было с вами поговорить! – взмолилась Таня. – Я никому, никому… Но я не могу так совсем, я будто с ума…

– Ладно, – вновь оборвала Эва. – Мы тебя выслушали и подтверждаем, что все действительно серьезно. С нами можно об этом разговаривать, но больше ни с кем ни слова. Не косячь, и она не станет тебя трогать. В остальном я не знаю, но, видимо, так было нужно.

– А вы? А с вами? – Таня по-новому смотрела на сестер.

– Когда ты пыталась подставить Каринку, типа она там с вами за школой спайсы курила, то это было очень рискованно для нее, – ответила вновь за обеих Эва. – Теперь ты понимаешь, чем для нее могла обернуться твоя брехня?

Осознавая буквально на глазах, Гарина даже рот прикрыла ладонью и простонала из-под пальцев:

– Прости-и-и.

– Ладно. Тогда все обошлось. Она ведь тоже не дура, – ответила Эва. – А вот тебе не мешало бы думать начинать, прежде чем что-то делать.

Эва еще много наставлений дала, прежде чем за Гариной пришли.

Открыв по сигналу домофона, Эва вдруг вовсе зверем посмотрела на тупую Каринкину одноклассницу и с затаенной болью буквально прорычала:

– Если бы за мной так мама…

Сегодня женщина (вовсе не старая, а скорее очень усталая) выглядела немногим лучше, чем вчера поздно вечером, но была все так же вежлива, и именно этот стиль общения Эва для себя именовала «интеллигентным», хотя далеко не до конца понимала смысл этого слова.

Надежда Вадимовна поздоровалась, тревожно посмотрела на дочь и только слегка сдвинула брови, когда та закричала:

– Зачем ты сюда пришла?! Чего ты бегаешь за мной, я сама… – Она осеклась, заметив недобрый Эвин взгляд, а та тихо пообещала, что еще слово в таком духе… Договаривать не пришлось, Таня сама для себя додумала самое страшное и сникла.

А Надежда Вадимовна извинилась за дочь и за вторжение, попросила передать Даше еще раз большое спасибо за сочувствие с содействием и увела уже окончательно скисшую Таньку. Карина тоже смылась, при этом постоянно повторяя: «Блин, я опаздываю!», порываясь звонить Лете и тут же передумывая это делать.

Оставшись одна, Эва постояла у окна, глядя на обеих Гариных, телепающихся к своей многоэтажке. Издалека они были очень похожи – мать и дочь. Копия чуть побольше, копия чуть поменьше.

Свою собственную родительницу Эва помнила смутно – темные волосы и очень острые, словно буравчики, глаза, но при этом теплые руки, и даже один раз Эва спала у нее на кровати. Или ей это приснилось.

Год назад она добилась того, чтобы Даша свозила ее в монастырь. Если быть честной до конца, то до этого самого конца она не верила Даше, когда та говорила о матери как о бездумно бормочущей молитвы тени. Эва была уверена, что на самом деле все совершенно иначе и мама узнает ее, просто Дашка всех вокруг запугала, но вместе они справятся.

Мать не только Эву не узнала, она просто не замечала ее.