Черноводье (СИ)

Я открыл, было, рот, чтобы заявить, что больше двух крон не дам, даже если меня будут резать на куски, как вдруг хлипкая щелястая дверь трактира распахнулась, и на пороге появилась высокая фигура в капюшоне и с алебардой за спиной. Девчонки синхронно вздрогнули и взглянули на меня. Хозяин, по первости, тоже опешил, а затем лицо его расплылось в улыбке.

— А, ваше инородие, одно уж к одному, — проговорил он, поднимаясь с лавки и отряхивая руки. — Проходите, тут как раз товарищи ваши обосновались.

Я взглянул на вошедшего, и тут же тоже подскочил с лавки. Это был Олег, первый человек, некогда встретившийся мне в глубине Чернолесья.

Последовавшая за этим гульба затянулась глубоко за полночь, втянула в свою орбиту и пройдоху-трактирщика, и двух забредших на огонек погонщиков мулов. Не втянула она только Кристину с Викой, которые, заметив, к чему идет дело, сослались на то, что хотят спать, и отправились в комнату наверху, пожелав мне не пропить барана.

Я рассказал Олегу, что со мной случилось за те годы, что мы не виделись. Рассказывать, впрочем, приходилось урывками, то и дело переходя на русский: для ушей собутыльников большая часть истории, предназначена не была. Они, впрочем, не обижались, а все больше налегали на дармовую выпивку.

Когда трактирщик, сгорбившись сильнее обычного, уполз к печи готовить еду к завтрашнему, а погонщики, ребята некрепкие и лишенные егерских бонусов, задремали в обнимку, прислонившись к стене, Олег спросил меня, что я собираюсь делать дальше.

— Драться, — ответил я. — Все просто.

— А вот Сергей, я вижу, драться не настроен, — покачал он головой.

— Ему придется, — сказал я. — Мы никуда отсюда не денемся

— Нда, — протянул он. — Заварил же ты кашу.

— Не я ее заварил, — ответил я, зевнув, привалившись к стене, и раздумывая о том, что тащиться наверх ради того, чтоб поспать, слишком муторно, и вздремнуть можно прямо на лавке. — Она бы сварилась и без меня рано или поздно. Но расхлебывать теперь мне.

— Расхлебывать теперь всем, — Олег подкрутил ус и сплюнул на земляной пол. — Так что я завтра с тобой поеду. Поболтаю с Сергеем — давненько мы с ним не виделись. Помогу вам пожитки собрать. А если… в общем, если что — тоже помогу.

— Ты, в сущности, не обязан, — сказал ему я, чувствуя себя тронутым.

— «Обязан — не обязан»…– пробормотал он, зевая. — Прав ты, Ромка. Вечно бегать не получится.

Мы помолчали. Олег прислонился к столбу, поддерживавшему галерею, и, кажется, дремал. Я уже собирался последовать его примеру.

— А у меня тут, кстати, тоже случай интересный вышел, — произнес он вдруг, приоткрыв глаза. — Ты как про Крюстер заговорил, я и вспомнил. Болтал я как-то в корчме с купцом из этого Крюстера, так он мне рассказывал, что у них какой-то егерь объявился, все в его лавке странности разные из Чернолесья сдавал. Я сперва вполуха слушал, а потом он он сказал, что егерь тот на меня больно похож, моложе только. Ну, меня, конечно, как током долбануло. Сам понимаешь. Я уж сына-то отчаялся найти, а тут такое.

— И что ты? — мне стало интересно. Что это за неизвестный егерь в портовом городе?

— Ну, я, конечно, все дела побросал, метнулся в Крюстер. А там из егерей никого, кроме этой Ланы твоей. А она клянется и божится, что никого такого не видела. Врала, поди?

— Давно это было? — уточнил я.

— Да с полгода назад, — ответил он. — Весной.

— Может, и не врала, — неопределенно ответил я, стараясь не смотреть Олегу в глаза и отчаянно раздумывая о том, как сменить тему. Кажется, я все понял. — При мне никого такого там точно не было.

* * *

Назад мы двигались вместе с подводой, которую я все-таки нанял у трактирщика, сторговавшись до трех крон. Последние лучи осеннего солнца светили нам, пока мы не доехали до поворота на Кернадал, а дальше, словно по коварному местному волшебству, небо затянули тучи, и начал накрапывать мелкий дождь вперемешку с первым снегом.

Ветер завывал в кронах черных сосен, которые стали попадаться вдоль дороги все чаще, но пока еще перемежались с обычными деревьями. Те, впрочем, уже сбросили листву, так что не особенно уже было важно, где обычная осина, а где чернолесская.

Всю дорогу меня не оставляло нехорошее предчувствие, и от этого я то и дело замирал в седле, стараясь прислушаться. И тем не менее, все равно не расслышал того, что заставило вздрогнуть нашего возницу, коренастого конопатого парня в овчинной безрукавке.

Громкий отчаянный треск за пологом леса. Выстрелы. И крики.

Гуни, храбрость которого так расхваливал отец, тут же натянул вожжи, остановив повозку посреди дороги.

— Вы, ваши инородия, как хотите, а я назад, — твердо заявил он, — я на такое не рядился.

— Тебе ж деньги заплачены, — прошипел я сквозь зубы, придержав поводья барана.

— Мне не за то плачено, — замотал он головой. — Вот и деньги ваши, они покойнику ни к чему.

С этими словами он достал дрожащей рукой из-под безрукавки глухо звякнувший мешочек и протянул его мне, а затем соскочил с подводы и стал поворачивать ее, стараясь не увязнуть колесами в грязи.