Чернозимье (СИ)

— Секунду… — я постарался сосредоточиться. Я знал, что этим вопросом проверяют на психическую адекватность. А еще я хорошо помнил, что за все время в Чернолесье, ни разу не смог вспомнить, какое число было в тот день… в этот день… сегодня…

— Сегодня второе июля две тысячи девятнадцатого года, — произнес я, стараясь, чтобы прозвучало как можно увереннее.

Грановский удовлетворенно кивнул.

— Давай договоримся так, — сказал он, взяв кресло на колесиках и выкатив его из-за стола, так, что оно встало прямо напротив меня. — Сперва я тебе все объясню, а также выслушаю тебя. Мы поговорим. Обсудим то, что случилось. Обещаю, что отнесусь к твоему опыту со всей возможной серьезностью. Потом, когда я буду убежден, что ты пришел в норму, я тебя развяжу. Обещаю. Дальше — делай, что хочешь. Можешь меня бить. Можешь прямо от меня пойти в полицию или в прокуратуру. Лады?

Подумав секунду, я кивнул. Предложение выглядело честным, вот только мне отчего-то не верилось, что Грановский сдержит слово. А с другой стороны, что еще он может сделать? Убьет меня и спустит труп в канализацию? Поместит в частную тюрьму в Пакистане? В такое развитие событий тоже не верилось.

Больше всего меня сейчас интересовало другое. Кто передо мной: гейм-дизайнер Анатолий Грановский или монах-маг Луциан? От ответа на этот вопрос очень сильно зависело то, как мне следовало бы себя вести.

— Хорошо, тогда, если ты не против, расскажи мне, что ты видел, — он опустился в кресло на колесиках и положил ногу на ногу. — Сколько времени ты там провел? По субъективным ощущениям?

— Три с половиной года, — ответил я.

Грановский посмотрел на меня так, будто из моей грудной клетки только что вылезла гигантская мертвая муха.

— Ты шутишь, я надеюсь? — переспросил он.

— Нет, — ответил я. — Я прожил там три с половиной года. Охотился на нежить. Воевал. Путешествовал.

— Господи Иисусе, — проговорил Грановский. — Такого никогда не было. У Хичкока есть некоторая свобода в генерации сюжета… в том числе, в плане длительности… но никогда… никогда… один раз это было около месяца, но мы посчитали это крайне маловероятной аномалией. Обычно это продолжается не больше двух дней.

Я молчал.

— Сколько прошло времени здесь? — спросил я, сглотнув. — С тех пор, как мы в последний раз разговаривали.

— Час где-то, — ответил Грановский, взглянув на изящные часы на руке. — Слушай, это… ужасно. Никто не должен такому подвергаться, мы пересмотрим всю концепцию… такое не должно повториться…

— То есть, ты… вы… хотите сказать, что это все была просто игра? –медленно проговорил я. — Что этого ничего не было?

— Ну, разумеется! — Грановский даже руками всплеснул. — Разумеется, не было!

— Но это было, — ответил я. — Это были люди… живые люди со своими страхами, желаниями, чувствами… никакой Хичкок не может создать так много… всего!

— Давай так, — произнес Грановский, кажется, успокоившись. — Расскажи мне все по порядку, что с тобой произошло. А я потом покажу тебе кое-что… У Хичкока есть одна настройка, специально для таких случаев… Он встраивает в сюжет некоторые элементы… названия, имена, концепции… чтобы было очевидно, что история выдуманная.

Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду. А затем начал рассказывать.

По мере моего рассказа Грановский становился все более взволнованным и даже шокированным. Пару раз он вставал из кресла и начинал расхаживать по кабинету. Иногда останавливал меня и задавал вопросы.

— Как, ты говоришь, называлась столица? — спросил он в тот момент, когда я коснулся местной географии. — Карнара? И там еще был какой-то Каруин?

— Да, на западе, за горами, я там никогда не был, — ответил я

— А не было еще какого-нибудь города с названием, скажем, Осна?

— Был Ансо, где-то на юге, — ответил я. — Но какое это…

— Я после объясню, — сказал Грановский. — Продолжай, пожалуйста.

Когда я дошел до встречи с самим Грановским в башне, он уставился на меня удивленно и едва не рассмеялся.

— Нет, это… — он помотал головой с улыбкой. — Это фантастика просто! Потрясающе! Ввести в сюжет меня самого, это… Нда…

Потом перевел взгляд и осознал, видимо, что мне совсем не весело, после чего его улыбка слегка увяла, и он продолжил слушать.

Наверное, мой рассказ занял часа два, не меньше. Солнце за окном кабинета уже клонилось к закату. Закончив свою Одиссею, я устало прикрыл глаза, подставив лицо его лучам.

— Нда… — проговорил Грановский, поднявшись из кресла. — Слушай, я правда не знаю, как мне выразить все… Любая помощь, которую мы только сможем тебе оказать…

Наверное, мой взгляд весьма красноречиво отразил мое отношение к его помощи.

— И да, я надеюсь ты не думаешь… — он наклонился ко мне, и его голос дрогнул. — Не думаешь, что все это было по-настоящему?..

Я промолчал. Грановский уставился на меня удивленно, и что-то еще было в его глазах. Страх за меня, что я окончательно съехал с катушек? Или за себя, что он раскрыт?

— Вы сказали, что вели запись, — сказал я.