Чернозём

Чёрный небоскрёб тряхнуло до самой вершины, и из его раненого подбрюшья полыхнуло огнём. Вылетевшие стёкла впустили внутрь башни, похожей на поставленный вертикально рыбий скелет, воздух, и в строение разгорелся сильный пожар. Он перекидывался с этажа на этаж, падал вниз кусками горящего пластика, ломал уцелевшие стёкла, вылизывал внутренности красным языком, и скоро здание напоминало церковную свечку из чёрного воска.

Её поставили за упокой мёртвого народа.

А пока город оживал звуками сирен, на него сверху капал горячий сургуч. Он прижигал кровоточащие язвы, не давал приблизиться к зданию, которое начинало медленно, но неотвратимо рушится. К полудню огромный небоскрёб, выросший вопреки всем законам, начал оседать, разламываться пламенем и рушиться, оставляя после себя чёрный остов. И когда он окончательно сложился, подняв облако ядовитой пыли и гари, то весь пластмассовый мир, следивший за крушением небоскрёба, что-то отчётливо услышал.

Он услышал глухой и протяжный человеческий стон.

***

Она поняла, когда её кожу ожгло сильным взрывом, что наконец настал столь долгожданный момент. С облегчением вздохнув, Земля прислушалась к тому, как бьётся пульс её крови. И хотя за минувший век её вдоволь перекачали в бензобаки автомобилей, в чёрном расплавленном суглинке всё сильнее чувствовалась пробуждающая сила.

То, что было заключено в Земле, рвалось наружу. И она, как вечная матерь, увидев очередную, на сей раз - последнюю жертву своих детей, поняла, что пришёл Конец. Земля напряглась, словно рожая, и впервые особенно ясно ощутила, что в её плоти сокрыты сотни миллионов младенцев.

От её первого вздоха дрогнула почва.

И в каком-то безымянном подвале, дрожа, перевернулась тумбочка с цветком. С грохотом разбился горшок с большим фикусом. Как выброшенная на берег медуза влачились по полу разбросанные корни растения. Они успели оплести вывалившийся из горшка женский череп. Он был тщательно выварен, и на затылке зияла дыра.

От второго вздоха на востоке поднялась алая звезда, и русские мёртвые, видевшие тысячи закатов, встали из своих могил. Земля начала исторгать русских мертвецов - главное богатство своих недр, собиравшихся в великий поход.

На дне пролива, отделявшего материк от Чёрного острова, утопленники заворочались в стальных клетях. Каторжане разгибали ржавые прутья и выцарапывались из ила, чтобы отомстить рабовладельцам за свою смерть. Проснувшиеся в затопленных трюмах матросы, снова направляли дула старых крейсеров на японские берега.

В тамбовских лесах волки поджали хвосты и забились в глухую чащу, когда страшно заклацала голодными ртами ожившая антоновщина. Молча вставали в дремучих лесах повстанцы, трясли костями, потравленными газом, искали украденное у них зерно, рыскали по пожженным деревням, но находили лишь пепел. В тишине размахивали они руками, и из золы, обильно удобрившей землю в те кровавые годы, поднимались дети, матери, деды. И тогда крестьяне сбивались в мёртвые ватаги, и также молча, пожирая звуки и свет, брели туда, куда не дошли меньше века назад - на свет красной кремлёвской звезды. На - столицу.

Когда Земля вздохнула в третий раз, то размалывая пальцами крепкий гранит, вылезли из-под мостовой погибшие при строительстве северного Левиафана мужики. Они сбрасывали с работящих плеч имперскую тяжесть, и памятник усатому царю, прежде чем его скинули в болото, в испуге поднимал копыта, разбивая черепа лезущих к нему мертвецов.

Ожили мясные боры, и миллионы солдат вновь взяли в руки винтовки, чтобы наколоть на трёхгранный штык живую плоть. На просеке, где рос одинокий дуб, поднялись тысячи. И таких просек самих была тысяча. Разламывался асфальт под городами-героями, и из адских расщелин рука об руку выходили вчерашние враги, обручённые землёй.

Зашевелились по брошенным деревням остатки съеденных в голод детей. На северных губах сибирских рек вскочили белые прыщики. Это неумолимо ползли на юг исхудалые, заморенные в лагерях трупы. Выцарапавшиеся из мерзлоты трупы раскачивали вагоны на сибирских магистралях, мстя сытым пассажирам за свою смерть, а из асфальтных колей проложенных поверх древних каторжных трактов, выбирались погибшие в пути невольники. Из расстрельных рвов поднимались убитые жертвы, и бессилен был закон защитить оставшихся в живых палачей.

А у подошвы южных гор вставали из земли убитые и изнасилованные женщины и дети. С ними рядом становился солдат с перерезанным горлом, и разрывал он на своих запястьях истлевшую веревку. Дикари, поджав хвост, в страхе бежали в горы, но и те ожили русскими мертвецами, славными ветеранами вековой Кавказской войны. И летели в пропасть некогда гордые народы, испугавшиеся синей русской ненависти.

А ещё в городе, где рухнула огромная башня, из-под обломков к ужасу спасателей выбралось высокое тело. Труп застыл и долго смотрел отсутствующими глазами в дыру, откуда выполз, словно ожидая, что оттуда должен подняться кто-то ещё.

Но молчали остатки небоскрёба.