"Чернуха"

Вернее, не на земле — это только так говорится, что "земля". Все вокруг покрывала толстым слоем смесь разнообразного мусора, щебенки, кирпичей, разбитого асфальта, разрозненных страниц из книг, которые были вытряхнуты из почти всех квартир. Вот на этом серо-буром слое лежали трое. А стоял перед бандой один Боно, играя ножом, и смеялся еще: кто следующий?

Нет, ну какой же идиот сказал, что на севере поисковики полицейские не бывают? Вот ведь, нашли… Теперь, значит, следствие объявили. А следствие все под уголовкой ходит. Те давно перекупили всех следаков. И что теперь будет? А будет так, что Боно скоро позовут на разборки. И поставят на правеж. Потому что уголовные не любили, когда не по понятиям, когда беспредел. Беспредел — это уже политика, считали они. А политика — это не по понятиям. И беспредельщиков в старой Москве искореняли пристрастно и страшно. Их аккуратно развешивали на сохранившейся высокой решетке Парка Горького. В назидание иным.

— Боно, а может, нам уйти?

Варяг только кажется таким крутым. Волосы белые, сам весь в черном. И ботинки у него правильные. Только все равно он дурак.

— Дурак ты, Варяг, — отвечает Боно. — Дурак — и не лечишься. Куда ты из Москвы пойдешь? Кто тебя кормить там будет?

Это точно, все кивали, поддакивали атаману. За кольцевой жизни нет. Там бандой не прожить. Нет там таких районов. Там только по одному. А что за жизнь в одиночку? Никто не прикроет спину, никто не встанет плечом к плечу… В одиночку — это если к фермеру в работники наниматься. А там ведь работать придется. Вот за все то, что сейчас почти само есть — там работать надо. Нет, за кольцевой — это не жизнь.

А Варяг на "дурака" даже не обиделся. То есть, не показал никак, что обиделся. Он просто метнул кирпич в голову Боно и закричал:

— Бей беспредельщика!

От кирпича Боно почти увернулся, получил только углом чуть выше правой брови. Сразу хлынула кровь, заливая глаза. Но встать, отскочить не вышло. Кто-то сзади приложил железным прутом по шее. Потом его пинали, толкаясь и мешая друг другу. Это было больно. Последнее, что Боно видел, был белый чуб Варяга, склонившегося над ним.

— Голову, голову не бейте! — кричал он. — Головой отчитываться будем!

Кто-то сзади потянул совсем не больно за волосы, поднимая голову Боно, острый нож резанул по шее — и опять не больно. Уходя в темноту, Боно подумал, что зря все этого боятся — это и не больно вовсе.

…

Голову от Варяга приняли. Посмеялись даже. Потом Варяга повесили на решетке у входа в парк — потому что пример должен быть для всех. В банду пришел чужак от бирюлевских, сразу наведший порядок и выстроивший всех по пятеркам и взводам.

А по радио передали, что виновники массовых убийств граждан Москвы выявлены и уничтожены в ходе спецоперации.

Великолепная семерка

— В общем, денег они много не могут нам дать. Тут без обмана. Не обещают денег. Но зато обещают кормить… И все, что сами добудем — то наше!

Джек Воробей — так его прозвали еще в Иностранном легионе — говорил медленно и солидно, что было совсем на него не похоже. Зато его руки жили как будто своей жизнью, независимо от слов. Они доставали пистолет, вынимали магазин, щелкали затвором, выкидывая патрон из патронника, подбирали блестящий желтой латунью на земляном полу пузатый бочонок десятимиллиметрового, обтирали тщательно о рукав, снова вставляли патрон в магазин…

Шестеро сидели вокруг, как загипнотизированные, смотря на руки.

— Тьфу, черт! — выругался, тряхнув головой, Джек Японец. На самом деле он был не японец. И звали его, конечно, не Джеком. Но в их работе лучше было обходиться кличками, а не подлинными именами.

— Они нас, что, за нищих считают, что ли? Это, выходит, мы, великолепная семерка, будем на кого-то за еду работать?

— Ну, без еды тоже прожить нельзя, — задумчиво проговорил Джек Великан. Настоящий великан, особенно на фоне недокормленных с детства местных жителей. Два метра ростом, сто пятьдесят килограммов весом — и при этом не сало, не жир пустой, а самые настоящие мышцы. Он мог с рук стрелять из автоматического гранатомета — и только чуть покачивался, отведя назад одну ногу.

— Еда — это жизнь. А впереди у нас зима. Всего через месяц. Хоть и теплые тут края, но… Надо помнить еще и о погоде.

Это Джек Профессор. Его сразу так обозвали за очки в тонкой стальной оправе. Вот только в дальнейшем выяснилось, что очки эти с него снять можно только с мертвого. И в рукопашном бою он выступал всегда в очках. Никто из шестерых не мог с ним поспорить в искусстве походя сломать нос или оторвать ухо голыми руками.

— Вот! — Воробей на самом деле совсем не был похож на маленькую серую птичку. Он был повадками, манерными жестами, внезапными поступками и поворотами похож на какого-то киногероя. Кто-то и где-то смотрел кино — когда это могло быть, интересно? — и, увидев, Джека сразу сказал: "Во! Джек Воробей". Так оно и прижилось