Черные алмазы

– Но что меня больше всего возмутило, так это поведение дяди Ласло. Он все время кричал, хохотал, горланил пошлые песни, бранился, издевался над святыми, папой, святынями, острил, его сальные анекдоты заставляли дам краснеть, и еще он пускал в меня дым из ноздрей. Я встряхивала фалды своего зеленого шелкового платья, чтобы к нему не пристал дым, но чувствовала, как все платье им пропитывается. Потом Ласло обвинил меня в том, что я спрятала в карман зеленого платья в качестве реликвии сломанную косточку, предвещавшую свадьбу. Я чуть не сгорела со стыда, так как он сказал правду. Но я отрицала, говорила, что это неправда. Он принялся клясться так, что даже своды задрожали, и бить по столу костлявыми кулаками. Родичи заткнули ему рот, но тогда заговорили его пустые глазницы, он был неукротим. Бранил и святых, и императоров! Тогда мой прадядя-архиепископ, проклиная его, поднял руку, прадед-канцлер поставил печать на приговор, а мой предок-маршал вытащил длинный палаш и, не поднимаясь с места, сбил с плеч Ласло череп. Череп подкатился к моим ногам, все еще держа в зубах трубку и не переставая пускать в меня дым. И тогда я убежала.

Священник понял, что речь идет о приступе истерии. Странно только было, что тот же самый сон графиня видела уже много раз, и начинался он всегда одинаково.

– И даже когда я сняла с себя зеленое платье, я продолжала ощущать горький запах дыма, которым оно пропиталось.

– А где ваше зеленое платье? Если мне будет позволено этим поинтересоваться.

Графиня чуть смущенно призналась:

– Не знаю. За моим гардеробом следит Эмеренция.

– Но вы разрешите мне задать вопрос, графиня? Где вы снимали платье, здесь?

– Ну, уж этого я сказать не могу. Эмеренция потом сюда заходила, может быть, она знает.

– Разрешите, графиня, позвать барышню?

– Сейчас она придет.- Графиня дважды нажала электрический звонок, и в комнату вошла компаньонка.

– Эмеренция! – обратилась к ней графиня.- Вы помните мое зеленое платье с каймой, расшитой пальмами?

– Да. Такое широкое, японского покроя, вы, графиня, обычно подпоясываете его шелковым шнуром с кистями.

– Да, это самое,- сказала графиня.- А где оно сейчас?

– В гардеробе, я сама его повесила и в рукава положила пачули, чтобы моль не съела кашемировую кайму.

– Когда вы его туда повесили?

– Прошлым летом.

Священник заулыбался. Теперь графиня убедится, что все ее видения просто сон.

– И с тех пор я не надевала это платье?

– Ни разу! Вы, графиня, не носите его в такую пору, открытые рукава кимоно только для лета, когда очень жарко.

– Не может быть!

– Но ведь в этом легко убедиться, графиня,- сказал священник,- если вы сами заглянете в гардероб. У кого ключ?

– У Эмеренции.

– Вы прикажете, графиня? – спросила толстая барышня.

– Да, я хочу посмотреть,- сказала графиня, поднялась с места и сделала знак духовнику, чтобы он следовал за ней.

Эмеренция, слегка надувшись, гремя связкой ключей, вихляющей походкой направилась в соседнюю комнату, отперла один из стоящих друг подле друга больших, старинных, с вычурной резьбой шкафов, распахнула створки.

Там висели по меньшей мере пятьдесят шелковых юбок. Графиня никогда не разрешала чужим рукам прикасаться к своим туалетам. Кощунственные людские руки осквернили бы их.

Хорошо разбираясь в множестве развешанных экспонатов этого музея одежды, Эмеренция вытащила откуда-то из глубины подол зеленого платья, отороченного расшитой пальмами кашемировой каймой, которое и было предметом поисков.

– Вот оно!

Священник торжествовал. Но графиня, чьи крайне чувствительные нервы были восприимчивее, чем у прочих толстокожих людей, вдруг побледнела и задрожала.

– Снимите оттуда платье.

Эмеренция с явным недовольством сдернула с вешалки платье, не в силах понять, какое дело исповеднику до японского покроя.

Графиня выхватила платье из ее рук и, отвернув голову в сторону, протянула его священнику.

– Понюхайте!

Священник был ошеломлен. Шелковое платье действительно так пропахло махоркой, словно его владелица полночи провела в картежном клубе. Графиня почувствовала это еще издали.

– Разве это не запах табачного дыма?

– Да, несомненно.

Теперь графиня вспомнила еще кое о чем. Она сунула руку в карман шелкового платья и вынула оттуда половинку фазаньей дужки.

– А это?

И тут графиня потеряла сознание и рухнула в кресло. Барышня Эмеренция громко взвизгнула и упала в обморок на другое кресло. А его преподобие так растерялся, что, желая позвать челядь, открыл подряд дверцы трех гардеробов, пока не нашел настоящую, прикрытую ковром дверь, которая вела в соседнюю комнату.

Здесь было замешано нечто сверхъестественное, какое-то колдовство.

Альбом и его обитатели

Преподобный господин Махок не считал, что в тайну пропитанного табачным дымом платья можно проникнуть, сообразуясь с обычными законами природы. Более того, его официальная должность и старомодное воспитание весьма способствовали тому, что бесовские козни он полагал достойными серьезных размышлений.