Черные алмазы

А свою шахту, владельцем которой он оставался, Иван полностью переоборудовал, превратив в образцовое рабочее предприятие.

Рабочие тоже являлись хозяевами шахты и поровну делили прибыли с ее владельцем.

Тот, кто хотел наняться на этот участок, будь то мужчина или женщина, должен был выдержать серьезный экзамен — проработать сначала испытательный год.

И это испытание было не из легких.

Особенно для молодых девушек.

Под материнским оком, в женском монастыре, в пансионе так строго не оберегалась, столь бдительного присмотра не ведала молодая девица, как на бондаварской шахте. Каждое слово ее, каждый шаг становились известны.

И кто не выдержал года, кто оступался в течение испытательного срока, того не отталкивали, не позорили. Такому говорили: «Мы тебя поощряем! Ты переходишь на акционерную шахту, там получишь большее жалованье!»

Там свободнее нравы, законы не столь строги.

И человек не сознавал, что это, в сущности, наказание.

Тот же, кто с честью выдерживал все соблазны испытательного срока, без лишнего шума принимался в постоянный состав и получал свою долю прибыли.

К годовщине того дня, когда Иван погасил пожар в шахте, самому прилежному неженатому рабочему, отличившемуся безукоризненным поведением, решено было выдавать награду за нравственное совершенство.

Иван пожертвовал на премию пятьдесят золотых, а рабочие от себя обещали добавить на добрый гостинец к помолвке, коли надумает парень жениться.

Заранее никому не говорилось, какая награда ожидает победителя. Тот должен заслужить ее непреднамеренно. Старики держали все дело в тайне.

И вручение награды не приурочивалось к какому-либо праздничному торжеству: это должно было совершиться в обычный рабочий день, когда у рабочего в руках лопата и кайло, чтобы каждый видел, что награждают не за красивые глаза, а за доброе сердце и трудолюбивые руки.

Сколько радости будет народу в тот день!

Так скорбел Иван.

НЕТ! ЭВИЛА!

Наступала годовщина со дня победы над пожаром в шахте. Старый Пал наведался к Ивану, который, с тех пор как стал управляющим акционерной шахтой, поселился там же, на основном участке. Теперь Ивану недосуг было замыкаться в своей келье. Должность управляющего требовала постоянных связей с миром.

И в этот раз Иван уже на пути к шахте встретил старого рабочего и посадил Пала к себе в бричку.

— Сегодня исполнился равно год с того знаменательного дня, — напомнил Пал.

— Я знаю. Пал. Сегодня вручим награду за добродетель. Присудили ее кому-нибудь выборные?

— Единогласно присудили одной девице, которая не многим больше года назад поступила на шахту.

— И вы сочли ее достойной награды?

— Во всех отношениях. Девица прилежная. Каждый день первой приходит на работу и последней уходит. И когда работает, никакого недовольства не показывает, не кривится, как иные женщины, которые, кажется, того и гляди, заскрипят, ровно колеса у тачки. Эта же принимается за работу, словно она ей в удовольствие. А когда насыпают тележку, то еще подзадоривает: «Ну, еще лопату подбрось, не жалей!» И проворно так поворачивается с нагруженной тачкой, а когда обратно идет, всегда-то голос ее услышишь — песни поет, словно возвращается с гулянья. И в конце обеда еще других подгоняет: «Ну, хватит рассиживаться, лентяи, пора за работу!»

— Не франтиха?

— Нет, сударь. И по сей день на ней то воскресное платье, в котором она год назад пришла, оно и теперь такое же опрятное, как тогда! Не носит даже нитки кораллов, а на голове только узенькая ленточка, чтобы волосы не рассыпались. По ночам сама стирает у водопада свои сорочки. Это, пожалуй, единственная странность за ней, что любит она каждый день менять белье. Ну, да ведь она сама и стирает. Ее забота…

— Бережлива ли она?

— В нашей кассе взаимной помощи у нее больше всех отложено сбереженных форинтов. И могло быть еще больше, да она, почитай, каждое воскресенье раздает толпе нищих на паперти никак не меньше дневного заработка. А ведь нищих-то содержит община; но священник считает, что раздачу милостыни нельзя отделять от богослужения, чтоб, значит, калеки, увечные разные по воскресеньям си дели на паперти. Пусть, мол, народ приучается к милосердию, развивает в себе добрые чувства.

— Исправно ли она ходит в церковь?

— Каждое воскресенье, как и мы; но вот что чудно, ей бы надо садиться на скамью вместе с другими девицами, а она как встанет на колени в уголке бокового придела, так и простоит всю службу, закрыв лицо руками.

— А душа у нее добрая?

— Ни разу не было, чтоб она обидела кого, и сама обид не помнит. Как-то одна женщина сказала ей грубое слово. За это мы обычно строго наказываем. Ну, и другие рас сказали об этом случае. А девица так и не призналась, что ее обидели. Вскоре заболела та женщина. Близких у нее нету, вдова она, так девушка эта просиживала над хворой ночи напролет, а вечером после работы бегала для нее в аптеку за лекарством.

— Уж не хитрит ли она, не притворяется?