— Чем будешь заниматься в Питере? — будто не слыша, что говорят жена и дочь, спросил Хитров.
— Еще не знаю. Все так неожиданно…
— Папочка с полгода тебе квартиру выбивал, — вставила Лилия Петровна. — Столько и для родной дочери не постарался.
— Мать, помолчи, а? — бросил на жену сердитый взгляд Хитров.
Вадим действительно не знал, чем он займется в родном городе, который стал для него чужим. Все таким же прекрасным, но чужим. Пожалуй, из старинных знакомых и есть тут лишь Хитровы. После окончания пединститута Вадим, распрощавшись с баранкой, стал работать литсотрудником отдела культуры городской газеты, но через два года уволился: надоело писать галиматью о духовном облике советского человека, восхвалять бездарных артистов и режиссеров, ставящих в театре пьесы о Ленине, о трудовых подвигах передовиков производства и прочую ерунду. Редактор Петр Семенович Румянов долго терпел Белосельского в редакции — последнее время тот писал только злые, язвительные фельетоны, за которые редактору не раз выговаривали на бюро горкома партии. После очередной ссоры с ним Вадим подал заявление об уходе. С полгода поработал на местном радио, но там оказалось еще хуже. Если в газете хотя бы раз в месяц можно было напечатать фельетон или критическую статью, то советское радио и телевидение имели право хвалить и показывать «выдающиеся» успехи советских людей. Ему стало тошно, и он ушел. Три лета подряд Вадим по договору, чтобы стаж не утратить, вкалывал от зари до зари в колхозах, тогда только что входили в моду «шабашники». И их охотно нанимали в колхозы и совхозы Псковщины для строительства животноводческих помещений и даже жилья. Интересная штука получалась! Государственные строители и свои собственные люди работали спустя рукава и иногда скотник возводили несколько лет, шабашники же за два-три летних месяца сдавали несколько готовых скотников и все делали добротнее, долговечнее, конечно, и платили им за это в несколько раз больше, чем своим. Непьющий Вадим Белосельский заработал за три сезона столько денег, что смог купить подержанный «Москвич»-пикап и каракулевую шубу своей Аэлите. Ему нравилось работать на свежем воздухе, вдали от шума городского. В бригаде, которую в прошлом году он возглавлял, были все с высшим образованием, а один даже доцент из того самого пединститута, который закончил Вадим. За эти летние сезоны он освоил несколько строительных специальностей, не зря его и назначили бригадиром. Был каменщиком, плотником, электриком-монтажником, бухгалтером. За сезон шабашники зарабатывали по пять-семь тысяч каждый. Некоторые, как и Вадим, купили машины, кооперативные квартиры, а были и такие, которые быстро все спускали в кабаках-ресторанах. Правда, таких было меньшинство, на бригаду из шести человек — один-два. Таких Вадим старался не брать в бригаду. Если на государственную службу основная часть советских граждан выходит на работу с похмелья или уже опохмелившись, то «шабашник» не выдержал бы на строительстве фермы двенадцатичасового рабочего дня, если бы принял с вечера хотя бы полбутылки. Пьяницы не очень-то и стремились в бригаду «шабашников». Там нужно было всерьез работать, а на государственной службе главное — вовремя выйти на работу, а что ты там будешь делать — это не имеет значения. Никому до тебя нет дела, можно и в рабочее время, где-нибудь уединившись, распить с такими же горемыками, маявшимися головной болью с утра, бутылку-другую…