— Кто же она при нем? — с горечью вырвалось у Вадима — Любовница? Утешительница? Или нянька?
— Он оформил ее в концертную группу звукооператором. Она в два раза будет больше получать, чем в нарсуде. Но ты же знаешь, не это для нее главное.
— Это при ее-то гордости, чувстве собственного достоинства быть на побегушках у Блондина! Сколько это продлится?
— Я не знаю, — сказала Нина.
— Говоришь, они в Ташкенте? Полететь туда, набить морду Блондину и увезти ее? — вслух размышлял Вадим. Он и не заметил, как выпил фужер вина. — Она ведь моя жена.
— Юридически нет, — вставила Нина. — Вы не зарегистрированы в ЗАГСе.
— Мы в церкви венчались…
— У нас церковь отделена от государства и ее акты не имеют силы в гражданских делах, — заученно отчеканила Нина.
— Теперь мне понятно, почему она не захотела ребенка, — больше для себя, чем для собеседницы, говорил Вадим, — Где-то в глубине души она знала, что уйдет…
— Она любит тебя, Вадим, — сказала Нина.
— Любит?! — взорвался он, — И с первым попавшимся мужчиной или как его? Бисексуалом, извращенцем уходит от меня? Уходит, когда вся наша жизнь меняется… Ты толковала, что мы загниваем в Великополе, положим, я не согласен с тобой: человек загнивает изнутри, а не снаружи… Но я получил квартиру в Ленинграде! Мы возвращаемся в свой родной город, из которого, правда, по разным обстоятельствам вынуждены были в детстве бежать…
Он не замечал, что на них оглядываются с соседнего стола, который недавно заняла компания шумных молодых людей. Им принесли водку, пиво, закуски. Две пары, видно, сразу пришли сюда с работы, а девушки приоделись, с пышными прическами. Одна из них показалась Вадиму знакомой, но где он ее видел, не смог припомнить, да и припоминать не хотелось. Он выпил еще вина, почувствовал, что горят щеки.
— Извини, раскричался, понимаешь… — проговорил он.
— Понимаю, — улыбнулась Лунева. — Вон на тебя симпатичная девушка посматривает. Знакомая?
Вадим еще раз повнимательнее взглянул на пышноволосую блондинку с подведенными глазами и накрашенным ртом и вспомнил, где ее видел: вместе с ней ехал из Ленинграда в Великополь в одном купе. Она была в трикотажном спортивном костюме, с прямыми волосами и не накрашенная. Он с ней не заговаривал, но другой пассажир, уступивший ей нижнюю полку, болтал с ней допоздна, Вадим даже сделал им замечание, но и выключив свет, они долго шептались… Студентка института инженеров железнодорожного транспорта, едет к заболевшей матери. Наверное, мать в порядке, если уже вовсю веселится в компании мужчин в ресторане…
— Давай возьмем шампанского и…
— … и завалимся ко мне, да? — рассмеялась Нина. — Липа натворила дел, а я расплачивайся?
— Мне не хочется идти в пустую комнату, а до поезда еще вечность, — сказал Вадим.
— Вообще-то я знала, что ты придешь в нарсуд.
— Может, подать в суд на этого… бисексуала? — невесело пошутил он. — Нет, лучше морду набить!
— Не поможет…
— Не буду я руки пачкать, — сварливо заметил он.
— Лина знала, что ты ничего не предпримешь.
— Да, она неплохо меня изучила.
Он расплатился с высоким улыбчивым официантом, наверняка обсчитавшим рубля на три. Площадь была пустынной. В гостинице в некоторых номерах зажглись огни, внизу шумела Чистая. Где спряталось солнце, алела широкая полоса, а чуть сбоку над пятиэтажным зданием желтел изогнувшийся кренделем месяц. Через железобетонный мост катили машины, мост гудел, слышался металлический грохот. Нина жила на другом берегу, за старой крепостью, в новом четырехэтажном доме. Сын был у матери, жившей на улице Гагарина у бензоколонки. Этой осенью он пойдет в школу. Расположившись в маленькой кухне хрущевской с низким потолком квартиры, Нина приподнялась на цыпочках и распахнула форточку. У нее полные ноги в капроновых чулках, узкая юбка рельефно обтянула пышный зад. Удивляясь себе, Вадим провел по нему ладонью. Она ничего не сказала, достав из сумки сигареты и зажигалку, закурила. Пробка из бутылки, описав дугу, вылетела в форточку.
— Это первый раз мне повезло за последние дни, — заметил Вадим, наливая в стаканы шипящий искрящийся напиток.
— Лина говорила, ты совсем не пьешь, — заметила Нина, видя как он раз за разом опрокидывает в себя стакан.
— Не пил, — хмыкнул он.
— И еще она говорила, что у тебя сильная воля и ты переживешь…
— Любой удар, — вставил он, — Но этот удар и быка с ног свалит!
— Она говорила…
— Заратустра говорил… — перебил Вадим.
— Что же он говорил?
— Что говорил Заратустра я забыл, а вот что сказал Антисфен: «Надо запастись умом, чтобы понимать, либо веревкой, чтобы повеситься!».
— Я не знаю Заратустры и Антисфена, — улыбнулась она. — Нас в школе и в институте заставляли зазубривать цитаты из Маркса-Энгельса, Ленина-Сталина…