Чёрные ангелы в белых одеждах

— Нос кого хочешь победит, — продолжал тот — Он занимается вольной борьбой и этим… каратэ. А твой Костя махал кулаками как попало…

— Почему мой? — грозно взглянула на него Маша.

— Раз ты с ним ходишь…

— Я хожу сама по себе, как киплинговская кошка, — блеснула эрудицией девочка. Рассказ английского классика она на днях прочла.

— Все говорят, что он за тобой бегает…

— Я не говорил, — вставил Дима. Он, сидя на полу, надевал ботинки.

— А ты повторяешь чужие сплетни, — усмехнулась Маша. — И что ты, Толик, за человек: так и норовишь кому-нибудь гадость сказать?

— Мне не говорит, — вступился за приятеля Дима.

— Господи, до чего же скучно с вами! — вздохнула Маша и пошла в прихожую.

— У тебя есть баллон с краской? — шепотом спросил у приятеля Толик — Ну, который брызгает.

— Зачем он тебе?

— На стене нашего дома напишем: «Да здравствует свобода слова и гласность!»

— А что это такое?

— Это значит, все могут говорить и писать на стенах все, что хотят.

— И матерные слова на заборах? — услышала Маша. Она надевала в прихожей курточку и кеды.

— Я вчера видел на углу Невского и Маяковской, где дом ремонтируется, большой портрет голой тетки, — сказал Толик, — Вот с такими… — он развел руки в стороны и покачал ладонями, — Титьками… И в журналах голых теток помещают, и в кино их полно. Мама говорила, что теперь даже в театрах на сцене знаменитые артистки раздеваются и ложатся с дядьками в кровать…

— Только это ты и заметил? — с презрением посмотрела на него Маша — Вырежи из журнала голую тетю, приклей на картонку и неси на палочке. Тебя там с радостью примут в демонстрации…

— А что? — впервые улыбнулся Толик — Это идея!

— Пошли, сопливые демонстранты! — распорядилась Маша, распахивая дверь. — И чтобы от меня ни на шаг!

2. Встречи под дождем

Что? — удивленно произнес плешивый человек с круглым щекастым лицом, сидевший в просторном кабинете за монументальным письменным столом с четырьмя разноцветными телефонами — Вы хотите издавать «Русскую газету»? А что, разве у нас в стране не русские газеты?

— Не знаю, как в стране, а в Ленинграде нет ни одной, — сказал Вадим Андреевич, — Так же, как нет русского радио-телевидения, театра, кино. А вы разве не знали? Мы — нация без русской литературы, Российской академии наук, русского национального самосознания. Мы — денационализированные интернационалисты.

— Вы что, меня дурачите? — впрочем, без всякой обиды и гнева спросил Иван Павлович Пименов — чиновник из Управления, ведающий регистрацией новых изданий. Точнее, один из чиновников, чья подпись была необходима Белосельскому. — В Ленинграде проживает девяносто процентов русских. Я сам — чистокровный русский, так что же, все то, что я читаю, слушаю, смотрю — все это пишется и показывается не для русских?

— Наоборот, как раз все рассчитано только на русских, — спокойно сказал Вадим Андреевич, — Уже семьдесят с лишним лет околпачивают средства массовой информации русских людей, навязывая им чуждые идеи, чуждую литературу и прочее, целенаправленно разрушая национальное самосознание…

— Постойте, вы не из «Памяти»? — прервал его Пименов.

— Я не знаю, что такое «Память», — сказал Вадим Андреевич — По ее адресу все газеты и журналы страны, да и зарубежные обрушивают только проклятия и брань, а я этому не верю. Вот вам наглядный пример того, что все средства массовой информации дудят в одну дуду и ими руководят люди, которые рабски подчиняются неким могучим силам, очевидно, пресловутая «Память» им не по нутру. Всю свою сознательную жизнь я сталкивался с ложью, инсинуациями, тенденциозным отражением действительности нашей печатью и прессой. Я хочу издавать честную русскую газету, в которой будут только правдивые, объективные материалы, волнующие русских людей. Есть же в любой республике национальные газеты, печать, почему же русские обделены?

— А кто, по-вашему, сидит в массовых печатных изданиях? — задал коварный вопрос Пименов и даже лукаво сощурился, глядя на посетителя, вот, мол, какой я умный и как сейчас прижму тебя к стенке!