Спустил на воду надутую лодку с веслами и уплыл к камышам, вблизи которых краснели кружки. Вернулся скоро, снова внимательно осмотрел руки и ноги мрачных расслабленных бандитов. Маша за это время сложила вещи в машину.
— Я же просил тебя приглядывать за ними? — упрекнул Юрий.
— Они такие вещи мне говорили… — передернула она от отвращения плечами. — Я не могла этого слышать.
— Заткнула бы им поганые пасти мхом, — зло вырвалось у него.
— Ты прав, в них ничего человеческого нет, — вздохнула девушка — Как из другого мира…
— Их мир — зло и насилие!
— Прямо готовый заголовок для газеты… — улыбнулась она.
Палатку, не сворачивая, мокрым комком запихнули в багажник, туда же вымытые котелки, посуду. На кружок села крупная щука. Ее Хитров завернул в полиэтиленовый пакет и положил на палатку. Щука еще дергала хвостом и разевала зубастую пасть. Когда все вещи, правда, в беспорядке были сложены в «БМВ», Юрий Иванович на всякий случай написал в листке блокнота крупными словами: «Это бандиты! До приезда милиции не трогать и не развязывать!». Прикрепил листок на сучке над головой главаря.
— Мы найдем тебя, фраер, — угрюмо сказал худощавый с бегающими слезящимися глазами, — Номер твоей машины питерский. Найдем и пришьем! У нас не заржавеет.
— Я говорил, прикончим их сразу в палатке, — вставил кругломордый. На серых губах его выступила пена.
— А бабу твою… — начал было снова худощавый, но Хитров наотмашь ударил его по губам.
— Не скучайте, соколики, — сказал он. — Я скоро подошлю к вам милицейский «воронок»!
— Ха! Напугал нас милицией! — сплюнув, сипло заговорил главарь. — Видели мы милицию в гробу!
— Теперь за «мокруху» больше семи лет не дают, — вторил ему кругломордый с вылезающими из орбит красными глазами.
— Так что жди нас в гости, мастер! — угрожающе проворчал третий, в кирзовых сапогах.
— Вы правы, уголовнички, — остановился уже было направившийся к машине Хитров, — Наш уродский суд вас и оправдать может. Таких выродков рода человеческого, как вы, нельзя оставлять в живых! Вы же не люди — мразь! Пожалуй, избавлю я род людской от нечисти…
Он схватил главаря за ноги и поволок к озеру. Тот задергался, замычал, а уже у самого берега взмолился:
— Ты что, мужик, очумел? Тебя же посадят самого!
— А кто узнает? — громко сказал Юрий Иванович. — Озеро-то почти необитаемое. Сожрут вас тут раки и ничего не останется… — Он легко подхватил его за руки и швырнул в воду. Вместе с диким воплем раздался громкий всплеск.
Двое оставшихся дико заорали, стали извиваться, кататься по земле. Вытаращенные глаза, на губах пена и земля, искаженные страхом лица. Из машины выскочила Маша.
— Юра, не надо! — взволнованно заговорила она. — Пусть милиция их наказывает, наверное, уже ищут!
— Угомони ты своего мужика! — кричал один из бандитов. — Зверь какой-то! Видано ли дело: живых людей топить!
— Вы разве люди? — сказал Хитров, — Я же сказал: вы выродки, мразь, таким, как вы, незачем было и родиться.
Маша бросилась к озеру и за ноги пыталась вытащить главаря. Тот плевался водой, сучил связанными руками и ногами, что-то непонятное верещал. Глаза закатились. Юрий Иванович подхватил его под мышки и снова отволок под сосну к другим.
— Беззащитных-то людей пришивать легче, чем самим подыхать, а, уголовнички? — глядя на них потемневшими от гнева глазами, сказал Хитров.
Бандиты смотрели на прояснившееся небо и молчали.
Когда машина тронулась, Маша повернула к нему порозовевшее лицо с блестящими синими глазами:
— Ты вправду хотел их утопить?
— Будет суд, адвокаты найдут смягчающие обстоятельства, добавят им к сроку — наверняка убежали из колонии — и будут они снова точить там ножи, а выйдут на свободу, будут грабить и рано или поздно «пришьют», как они говорят, кого-нибудь, кто послабее их и не вооружен…
— Утопил бы или нет? — настаивала она, по-птичьи, сбоку глядя на него.
— Если бы они хоть пальцем дотронулись до тебя… — мрачно уронил он, — Я бы не пощадил их.
— Я знала, что ты не утопишь их, — облегченно вздохнула она. — Нельзя же самому вершить суд Линча. Даже над такими… негодяями.
— Негодяи — для них слишком мягкое определение, — вставил он.
— Их же комары и слепни искусают, — вспомнила она.
— Маша, нельзя быть доброй к таким подонкам, — хмуро заметил он — Моли Бога, что обошлось — могло бы страшное случиться.
— Может, ты и прав, — помолчав, сказала она.
— Я в милицию не поеду, — решил Юрий Иванович, — Мы позвоним туда из первого населенного пункта, как только они расскажут про эту игрушку — газовый пистолет, так я еще и окажусь виноватым. У нас ведь только бандиты имеют право применять любое оружие, а добропорядочным гражданам воспрещается. Их можно стрелять как кроликов, душить, прижигать утюгами, пытать электрическим током, а они, граждане, не имеют права по нашим гуманным законам защищаться и наносить телесный вред ворам, бандитам и убийцам! Вон и тебе стало их жалко.
— Мне их не жалко, Юра, — сказала девушка, — Мне только не хочется, чтобы ты…
— Что я? — резко повернулся он к ней. Она еще никогда не видела столько злости в его карих глазах.