Черные ангелы

Потом он неуклюже поискал листик. Мы стыдливо отвернулись. Кряхтя, Пионов поднялся и натянул шорты. Надо заметить, что и шорты у него были армейского фасона — зеленовато-серого цвета. Когда он утвердился на ногах, мы поняли, какие мы маленькие по сравнению с ним — словно пигмеи. Не обращая на нас внимания, Пионов встряхнулся, как слон — если эти движения применимы к слону, — от кончиков ушей до проймы штанов и куда-то пошел. Вот тогда-то я и понял, значение фразы 'не разбирая дороги' — кустарник для Пионова был, как трава, а деревья толщиной с руку — как стебли камыша. Кистью руки он сделал неуловимое движение, и, восприняв это как своеобразное приглашение, мы с Лукой двинули следом. Через мгновение мы оказались под сводами древней покосившейся беседки, которая так заросла плющом и другими лианами, что можно было пройти в двух метрах и ничего не заметить. Здесь в зеленом полумраке у Пионова был накрыт шикарный стол: консервированное мясо всех видов, соленые помидоры, квашеная капуста и большая редкость, которую я видел только на Марсе, — черный хлеб — ровно три ломтика. Я с опаской сел на ветхую скамейку. Бык налил себе стакан водки и, глядя куда-то в непролазные чащи поверх наших голов, произнес:

— Я сегодня выпустил всех подозреваемых… — Он обвел нас налитыми кровью глазами. — Один из них заявил: 'Наш город ждут большие испытания. Мы все умрем! Хотел его застрелить, но рука не поднялась.

Ого! Что-то раньше я не наблюдал в нем признаков сентиментальности.

Лука вовремя подсуетился с бутылкой и стаканами. Мы чокнулись. Водка была хороша — холодная, с привкусов спирта и черного хлеба. Как раз то, что требуется для души в тропическом климате.

Я хотел спросить Пионова о Курдюмове. Правда ли, что он все знает? А если правда, то откуда?

— А я только что убил человека, — в унисон Пионову поддакнул Лука.

Но его никто не услышал.

— Они думают, что нас возьмут! — сказал Пионов, почему-то оглядываясь себе за плечо. — А вот! — он сунут мне под нос дулю, величиной с приличную еловую шишку.

— А я только что убил человека, — снова сказал Лука, и на этот раз на глазах у него навернулись слезы.

— Бывает, — мимоходом заметил Пионов. — Главное, что нас не возьмут!

— Конечно, не возьмут, — обиделся Лука, откусывая огурец. — Зачем нас брать, мы сами сдадимся!

Пионов опустил взгляд в свой стакан. Его скулы окаменели. Но Лука или ничего не заметил, или специально нарывался.

— Мы сами все просрали! И страну, и планету. Доверились кучке негодяев, вот они за нас и крутят. А я убил человека! Правда, у меня руки давно чесались.

— Ага… — хитро соглашался Пионов. — Ага… — он заводился, как английский бульдог.

Я выковыривал из банки нежнейшую буженину. Шел обычный земной треп, к которому я давно привык. Мне ли не знать, чего хотят люди. Один Леха чего стоил. А желания у него были самые необузданные. И вдруг я понял, чего мне его не хватает — не с кем перекинуться парой ничего незначащих фраз, ведь с Лукой надо было всегда держать ухо востро, а Бык вообще ни к чему, кроме сыска, не был пригоден. Мне стало грустно.

— Вот, что… — прервал Пионов Луку, — Хватит болтать. Смирно! Руки по швам! (Я действительно едва не подскочил) Пойдете в ополчение! Ты будешь моим адъютантом, — он указал на Луку грязным пальцем, — а ты — начальником штаба. Нет, наоборот…

— Я служить не пойду! — заявил Лука, с хрустом закусывая малосольным огурцом.

— Что значит, не пойду?! — после паузы удивился Пионов. — Все пойдут, и ты пойдешь!

— Я свое родине отдал!

— Когда это? — удивился Пионов, почесывая грудь, на которой был размазан томатный сок.

— Когда надо, тогда и отдал! — отрезал Лука.

— Погоди! Ты ж только на год старше меня?! — удивился, замерев, Пионов. — А выделываешься?

— А я что этого хотел?! — воскликнул Лука.

Логика Луки озадачила Пионова. Я впервые видел, как он задумался.

— Зря! — покачал головой Пионов. — Зря я тебя не прижал к ногтю. А ведь мог. Мог ведь! Мог! Как паскуду последнюю! — и ударил по столу так, что подпрыгнуло все, что на нем было.

— А теперь не можешь, — хладнокровно ответил Лука, глядя ему в глаза.

Я решил, что сейчас Пионов его убьет, но он пожевал губами и взял в руки бутылку с водкой.

— Федотов, ты страшный человек! — произнес он задумчиво. — Не патриот… не знаю кто… наверное, хлыст. Не обижайся, но я тебе больше не налью… — Потом забыл, о чем говорил, и произнес: — Пропала Рассея! Про-па-ла… — и вздохнул глубоко и очень печально.

Мне показалось, что он сейчас заплачет. Но нет. Он налил и выпил, налил и выпил и занюхал рукавичкой. И тогда я увидел, что он действительно пьян. Он был настолько пьян, что не мог сидеть, и только огромный живот, которым он упирался в стол, не давал ему упасть. Спрашивать о Курдюмове было бесполезно. К тому же рядом сидел Лука. Да и сведения наверняка уже устарели. Что нам мог рассказать Пионов? Что черные ангелы с помощью хлыстов попытались осуществить переворот. Что в деле, оказывается, замешаны марсиане и Акиндин. Что все в страшной панике разбегаются, как тараканы. И где его чертова 'кальпа' с расчудесными бойцами?!